Книга Очаровательная мстительница - Ольга Владимировна Покровская

Когда наступал родительский день, ее товарки обычно еще с утра приклеивались к окнам, всматривались в проходившие на территорию фигуры, пытаясь распознать в смутных далеких силуэтах родных и близких. Оля же этот ритуал игнорировала. К ней никто не приезжал. Да она и не ждала. Тетка Людмила скупо дала показания в суде, все еще со страхом поглядывая на Олю, и больше в ее жизни не появлялась. Тренер по сборной показал, что знал Олю целеустремленной и сильной, что ее ждала прекрасная спортивная карьера, но, увы, не сложилось. Такое сильное в столь юном возрасте разочарование могло подействовать разрушительно на психику. Это стоило бы принять во внимание и признать фактором, смягчающим вину. «Оленька просто запуталась, не смогла найти свою дорогу», – говорил он. Однако навестить ее после суда так ни разу и не приехал. Должно быть, решил, что свой долг по отношению к недавней подопечной выполнил. Единственный человек, которого она хотела бы видеть, Машка, ближайшая подруга, почти сестра, навсегда осталась там, на заплеванном асфальте, с застывшими глазами, в которых отражалось весеннее небо. А кроме нее, у Оли никого не было.

Порой, склонившись над дребезжащей машинкой в цеху, где малолетние преступницы шили рабочие телогрейки, чтобы скорее встать на путь исправления, Оля задумывалась о том, почему ее жизнь сложилась именно так. Что стало отправной точкой? Ранение, лишившее ее надежды на так блестяще складывавшуюся спортивную карьеру? Приход в больницу «дяди Славы» Пороха с его завиральными речами? Или тот золотой солнечный день, самый счастливый в ее недолгой детской жизни, обернувшийся самым страшным, самым черным кошмаром?

Могло ли все быть иначе? Может быть, нужно было в какой-то момент остановиться, свернуть не налево, а направо? И Машка, любимая Машка осталась бы жива?

А что, если еще не поздно все исправить? Да, Машку не вернуть, но ведь можно попытаться устроить свое будущее так, чтобы из-за нее никто больше не погиб… Но как? Что ей делать после выхода из колонии? Она ведь умеет только легко сносить чудовищные физические перегрузки и стрелять без промаха. Она знает только то, как устроен преступный бизнес, каким неписаным законам он подчиняется, каким схемам следует. И единственный капитал, который у нее есть, – это сведения о темных делишках множества крупных фигур, как криминальных элементов, так и государственных чиновников (насмотрелась и наслушалась во время работы на Пороха). С таким багажом не очень-то далеко уйдешь по честной дорожке.

Немного денег у нее есть, должны лежать в ячейке камеры хранения. После освобождения надо будет разузнать, живы ли еще Машкины мать и бабка, помочь им. А на оставшееся, может быть, пройти какие-то курсы, хоть маникюра. Получить профессию, попробовать начать все сначала.

Но всякий раз, когда Оля задумывалась о будущем, перед глазами всплывали лица тех выродков, что лишили ее родителей. С одним она поквиталась, но ведь их осталось еще двое. И что, позволить им кайфовать где-то там, простить хрипящую на полу маму, простить прошитое пулями тело отца? И собственную загубленную жизнь? Это вообще возможно?

Неделю назад Оле исполнилось восемнадцать. Утром на построении начальница колонии скупо поздравила ее, девчонки вяло поаплодировали, и больше о дате никто не вспоминал. И Оля не могла отделаться от мысли: а как совершеннолетие проходит у нормальных людей? Наверное, в кругу любящей семьи, среди друзей. С поздравлениями, подарками, тортом со свечами. Наверное, у кого-то это один из самых главных праздников в жизни. А у нее – вот так. Спасибо, что на взрослую зону решили не переводить.

В ближайшую к дню рождения субботу был назначен родительский день. Оля, как обычно, никого не ожидая, утром по-быстрому провела репетицию праздничного концерта и собиралась уже улечься на свою койку и воспользоваться редким случаем полежать в тишине, пока остальные будут общаться с родней, когда явившаяся служащая в синей форме гаркнула:

– Котова! Чего развалилась, не на пляже! Поднимайся, к тебе приехали.

Приехали? К ней? Но кто?

Первый радостный порыв тут же сменился подозрением. Очередной «дядя Слава» явился, чтобы использовать ее в своих махинациях? Что ж, теперь она стреляная, развести ее во второй раз будет не так просто.

Но чего Оля не ожидала совершенно, так это того, что увидит во дворе перед входом в барак молодого парня, высокого, стройного, со смешно топорщившимся русым ежиком волос на голове, с лукавым взглядом чуть прищуренных глаз. Он стоял, спрятав левую руку под куртку, любопытным взглядом оглядывался по сторонам, а Олю, появившуюся на крыльце, не замечал. Потом дернул плечами и ладонью стряхнул с волос сыпавшийся с неба мелкий снег – притом сделал это таким знакомым движением, что Оля, не сдержавшись, охнула:

– Витька?

И вот тогда он взглянул на нее, широко улыбнулся и, распахнув куртку, достал из-под нее букет разноцветных тюльпанов. Таких сочных и ярких на фоне окружающей серости, что, глядя на них, хотелось зажмуриться.

– С днем рождения, Олька, – смущаясь, буркнул Витек и сунул букет ей в руки.

Оля уткнулась в тюльпаны лицом. От них пахло не обычным цветочным запахом – сладким и приторным, – а свежей зеленью, талой водой, весной и свободой. Это были первые в ее жизни цветы.

– Как ты нашел меня? – спросила она после, когда они сидели, забившись в пустынный уголок общего корпуса. Остальные поперлись на концерт, который как раз шел в актовом зале, а Оля решила, что все, что от нее требовалось, она уже сделала и может провести это время с единственным гостем, впервые приехавшим к ней за время заключения.

– Пф, – фыркнул Витька. – Да ведь ты легенда. О тебе вся Москва говорит.

– Чего? – недоверчиво протянула Оля.

– Ну не вся, конечно, – смутился Витька. – Но… ты понимаешь… в определенных кругах. Все знают, что Порох слил девчонку, которая ходила у него в телохранителях.

Вот, значит, как. Что ж, она почти и не сомневалась, что тот глупый арест был делом рук Пороха. Сука… Это на его совести Машкина смерть…

– В каких кругах? – через силу усмехнулась она, сглотнув набежавшую горечь. – Я думала, ты, Витька, уже доктор.

– Не, из учаги я вылетел, – отмахнулся Витек. – Но, кстати, заштопать, если надо, уколоть, в чувство привести могу, если требуется. А это, сама понимаешь, ценное качество. Не всегда же в больничку можно обратиться.

Значит, и Витька свернул не туда. Это ведь было ожидаемо – еще когда он пацаном сбывал краденую технику на Горбушке. Но почему-то хотелось думать, что хотя бы у него все сложится нормально, мирно.

А впрочем, какая разница. Главное, он приехал. Приехал к ней. Единственный человек в мире, который вспомнил о ней, разыскал, поздравил с днем рождения.

Оля чувствовала, как внутри поднимается несвойственная ей сентиментальность. И даже, чем черт не шутит, какая-то горькая нежность к этому парню, который знал ее еще девчонкой. В те годы, когда все еще было впереди. Когда она могла стать выдающейся биатлонисткой, звездой отечественного спорта. Когда все еще были живы. Нет, не все, родителей уже не было. Но ее руки еще не были замараны кровью, и Машка еще не лежала на асфальте, глядя остановившимися глазами в холодное небо.