Книга Учение о цвете - Иоганн Вольфганг Гете
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
781. Как мы охотно преследуем приятный предмет, который от нас ускользает, так мы охотно смотрим на синий цвет, не потому, что он проникает в нас, а потому, что он тянет нас вслед за собою.
782. Синева дает нам чувство холода, напоминает также тень. Нам известно, как она выведена из черноты.
783. Комнаты, выдержанные в одних синих тонах, кажутся до известной степени просторными, но пустыми и холодными.
784. Синее стекло рисует предметы в печальном свете.
785. Нельзя назвать неприятным, когда к синему цвету слегка примешивается положительная сторона. Бирюзовый цвет является, напротив, приятным цветом.
786. Как в желтом мы очень скоро нашли повышение цвета, так мы замечаем то же свойство и в синем.
787. Синий цвет очень нежно потенцируется в сторону красного и приобретает благодаря этому нечто действенное, хотя и стоящее на пассивной стороне. Он возбуждает, однако, совсем в ином роде, чем красно-желтый; он не столько оживляет, сколько вызывает беспокойство.
788. Как потенцирование цвета идет не останавливаясь, так и самому хотелось бы все идти и идти вместе с этим цветом, но не для того, чтобы все время деятельно подвигаться вперед, как у красно-желтого, а для того, чтобы найти пункт, где можно было бы отдохнуть.
789. В очень разреженном виде мы знаем этот цвет под названием сиреневого; но и здесь в нем есть что-то хотя живое, но безрадостное.
790. Указанное беспокойство возрастает по мере дальнейшего потенцирования, и можно, пожалуй, утверждать, что обои совершенно чистого насыщенного сине-красного цвета были бы невыносимы. Вот почему, когда он встречается в одежде, как лента или иное украшение, его применяют в очень разреженном и светлом виде; даже и так он, согласно отмеченной природе, оказывает совсем особенное впечатление.
791. Про высшее духовенство, присвоившее себе этот неспокойный цвет, можно, пожалуй, сказать, что по беспокойным ступеням уходящего все дальше подъема оно неудержимо стремится к кардинальскому пурпуру.
792. При этом обозначении нужно изгнать все, что в красном могло бы производить впечатление желтого или синего. Нужно представить себе вполне чистый красный цвет, совершенный, высушенный на белом фарфоровом блюдечке кармин. Мы не раз называли этот цвет вследствие его высокого достоинства пурпуром, хотя мы и знаем, что пурпур древних больше склонялся в сторону синего.
793. Кто знает призматическое возникновение пурпура, не найдет парадоксальным наше утверждение, что этот цвет, частью актуально, частью потенциально, содержит в себе все остальные цвета[29].
794. Если мы видели постепенное потенцирование желтого и синего в красный и подметили испытанные нами при этом чувства, то можно предвидеть, что соединение потенцированных полюсов принесет настоящее успокоение, которое я назвал бы идеальным удовлетворением. Так и при физических феноменах это высшее из всех цветовых явлений возникает из встречи двух противоположных концов, которые постепенно сами готовились к соединению.
795. В качестве пигмента он является нам, однако, в готовом виде: самый совершенный красный цвет дает кошениль, хотя этот материал благодаря химической обработке склоняется то к положительной, то к отрицательной стороне; и разве только в лучшем кармине можно получить полное равновесие.
796. Действие этого цвета так же единственно, как его природа. Он дает впечатление как серьезности и достоинства, так и прелести и грации. Первое он осуществляет в своем темном сгущенном состоянии, второе – в светлом разреженном. Так достоинство старости и миловидность юности могут одеваться в один цвет.
797. История рассказывает немало о страсти правителей к пурпуру. Обстановка такого цвета всегда серьезна и роскошна.
798. Через пурпуровое стекло хорошо освещенный ландшафт рисуется в страшном свете. Такой тон должен бы расстилаться по земле и небу в день Страшного суда.
799. Так как оба материала, которыми преимущественно пользуются красильщики для получения этой краски, кермес и кошениль, склоняются более или менее к положительной и отрицательной стороне, чему можно также содействовать обработкой кислотами и щелочами, то нужно заметить, что французы держатся активной стороны, как показывает французский багрец, отливающий желтым цветом, итальянцы же остаются на пассивной стороне, так что их багрец дает предчувствовать синий цвет.
800. Подобной щелочной обработкой получается кармазин – цвет, который, вероятно, очень ненавистен французам, так как выражениями «sot en cramoisi, méchant en cramoisy»[30] они обозначают крайнюю степень пошлого и злого.
801. Если желтый и синий, на которые мы смотрим как на первые и простейшие цвета, соединить при самом их появлении, на первой ступени их действия, то возникает тот цвет, который мы называем зеленым.
802. Наш глаз находит в нем реальное удовлетворение. Когда обе материнские краски находятся в смеси как раз в равновесии, так что ни та ни другая не заметна, глаз и душа отдыхает на этом смешанном как на простом. Не хочешь идти дальше и не можешь идти дальше. Поэтому для комнат, в которых постоянно находишься, обои выбираются обыкновенно зеленого цвета.
803. Мы принимали до сих пор в целях нашего изложения, что глаз может быть вынужден отождествиться с каким-нибудь отдельным цветом; однако это бывает возможно лишь на мгновение.
804. Дело в том, что когда мы видим вокруг себя один цвет, возбуждающий в нашем глазу ощущение своего качества и своим присутствием вынуждающий нас оставаться в тождественном состоянии, то наш орган зрения неохотно терпит такое принуждение.
805. Когда глаз видит цвет, в нем сейчас же пробуждается деятельность и по своей природе он должен сразу – столь же бессознательно, как и необходимо – породить другой цвет, который вместе с первоначально данным содержит цельность всего цветового круга. Один отдельный цвет возбуждает в глазу посредством специфического ощущения стремление к всеобщности.
806. И вот, чтобы воспринять эту цельность, чтобы достигнуть самоудовлетворения, глаз ищет рядом с цветным пространством бесцветное, чтобы вызвать на последнем требуемый цвет.
