Книга Простейший Завет. Физика любви - Римма Карамова

После официального развода я переехала в крохотную квартирку через два дома от бывшего. Француз помог мне сделать косметический ремонт, и там же я устроила массажный кабинет. Днём посреди комнаты стоял массажный стол и дымились благовония, а вечером это была обычная гостиная, объединённая с кухней. Но история с массажами закончилась точно так же, как и фитнес. Однажды позвонила клиентка и, извинившись, сообщила, что не сможет прийти. Знаешь, что я почувствовала? Облегчение. Я обрадовалась. Здесь я, наверное, впервые скажу о «внутреннем индикаторе». Он отвечает человеку на вопросы «нравится?» или «не нравится?» и «хочу?» или «не хочу?». Только люди редко задают себе эти вопросы. Оценка всего начинается и заканчивается на слове «надо». В общем, массажный стол, как и гантели с фитнес-резинками поселились в кладовке.

Затем последовало лето, а значит, тепло, путешествия и вино. Я устала чувствовать вину за алкогольные срывы; за то, что встречаюсь с мужиком на много лет старше меня; за то, что не люблю его; за то, что я никакая мать, которая не способна запомнить фамилию учительницы дочери; за то, что не знаю, как мне жить дальше; за то, что из меня ничего не получается, и я строю глазки французам, у которых есть деньги, надеясь опять выскочить замуж и скинуть с себя ответственность, которая уже начинала меня раздражать. Я остановилась. Поставила себя на паузу. А после неё покатилась вниз к своей спасительной точке невозврата. К тому самому дну.

Целыми днями я сидела в сериалах и листала чужие страницы в Инстаграме. Слушала прямые эфиры, читала статьи, оставляла комментарии, участвовала в обсуждениях и потихоньку начала высказывать свои мысли на своей странице. Небольшие посты, «атмосферные» фотографии, первые лайки. Я не умела вести блоги и поэтому делала это как все. Хвалю себя за то, что писала всё же свои мысли, а не «цитаты великих людей». Я не писала никому сообщений в личку, не высказывала открыто, что я думаю о чужих постах и эфирах, но я знала, что, кому и как правильно надо писать или говорить. Я уже признавалась тебе в этом грехе. Как-то Максим мне сказал: «Карамова, если бы за советы тебе платили деньги, ты бы давно была миллионером». Какая удивительная прозорливость, как оказалось.

Не перестану благодарить тот день, когда я прочитала пост у знакомого блогера о том, что женщины-содержанки – это зло. Сейчас я понимаю, на что я среагировала. Я услышала о себе правду. Я так себя и чувствовала, как описал это парень. Жалкой и нереализованной женщиной, которая себя оправдывает тем, что «зарабатывает чужими руками». Ну ты в курсе этих сказочек, как женщины вдохновляют мужчин на охоту на мамонтов. Ты живёшь в этих сказках, пока тебя не затошнит и ты не выблюешь их вместе с кровью и вчерашним вином.

Это был мой первый эфир, и знаешь, чем он мне запомнился? Тем, что я была пьяна вдрабадан, но никто этого не понял. Вот такая романтическая история первого свидания с делом, которое меня наполняет, с тем, чего я не могу не делать, от чего я получаю постоянный кайф.

А – алкоголь

Возможно, я слишком часто упоминаю об алкоголе в этой книге. Может создаться впечатление, что я провела всю жизнь в алкогольном угаре. Я даже допускаю, что это так и есть. Однако книга обо мне, и поэтому что есть – то есть, и не написать об этой моей неособенной особенности я не могу.

Впервые алкоголь я попробовала в двенадцать лет во время Сабантуя в башкирской деревне, где родилась моя мама. Мне в компании таких же балбесов, как и я, но чуть постарше, предложили выпить водочки под шашлычок. Я не стала признаваться, что не пробовала до этого дня ничего спиртного, и накатила всю рюмку залпом. Горло обожгло, дыхание сбилось, и из глаз полилось. Никто этого не заметил, рюмка была одна, и в неё уже наливали следующему балбесу. После второй я заснула в люльке чьего-то мотоцикла. Все вечера, а правильнее – ночи, лета этого года прошли под водочку. Днём мы помогали по хозяйству своим бабушкам, а вечером приходили в местный клуб и начинали в прямом смысле слова соображать, как заядлые алкаши из кино про Афоню. Разведённый спирт «Рояль», шоколадный батончик «Сникерс» один на всех и пачка сигарет «Бонд» делали вечера весёлыми и почти взрослыми. Всех нас объединяло одно обстоятельство: мы все очень хотели повзрослеть. Мы хотели принимать решения, быть услышанными своими родителями, мы хотели, чтобы с нами считались.

В семье, где друг друга уважают и любят, нет разделений по возрасту и авторитету. Каждый в ней авторитет. В таких семьях взрослые не живут вместе из понятия «так надо», эти семьи созданы по желанию быть рядом. Потому что вместе лучше, чем по отдельности, и больше нипочему.

Моя семья, где я выросла, была не такая. В ней никто никого не любил. Маме было пора замуж, а папа был не против на ком-нибудь жениться. Родителей расписали в сельсовете, и они сразу уехали за заработками и лучшей жизнью в Сибирь. За что я им безмерно благодарна, путь из глухой деревни до Парижа занял бы гораздо больше времени. На Севере родились с разницей в шесть лет мы с сестрой. Любви между нами особенно не было. Я вообще не понимаю, как можно в шесть лет любить то, что постоянно орёт, а взрослые почему-то заставляют тебя за этим смотреть и с ним гулять. И со временем становится только хуже, потому что обязанности у ребёнка с возрастом растут, а то, что просто орало, начинает теперь всё вокруг ломать, совать свои мелкие сосиски в розетки, за что наказывают тебя, а не это мелкое чудовище.

К тому времени, когда я познакомилась с кайфом от алкоголя, сестра уже с нами не жила. Она отпочковалась, как только появилась первая возможность. До пятнадцати лет я пила, только приезжая к бабушке, всё с той же компанией. Мы так же соображали за клубом, ржали до упаду, танцевали и вовсю обнимались с парнями. Это была настоящая взрослая жизнь, где мы уже открыто ненавидели самих взрослых, огрызались и не уважали. Потом были бары в родном городе, джин с тоником девочкам, виски с колой мальчикам под «Владимирский централ». Теперь алкоголь стал постоянным спутником посиделок в баре, а не только летом в деревне.

В моей семье почти все мужики умирают от алкоголя. Дед повесился во время горячки, дяди мрут от передоза и отравления, а сейчас уже и моё поколение хоронят мои тёти. Пожалуй, не пьёт в семье у меня только мама. Папа сейчас тоже редко, но в молодости нам было на что посмотреть. Мы видели все эти застолья, чем они заканчивались и в каком виде взрослые расходились по домам. Почти никого из мужской части этих взрослых не осталось в живых. А ведь моих родителей у меня язык не поворачивается назвать старыми, это значит, их друзья и родственники умирают, до старости не дожив. От алкоголя.

Когда я уехала на Бали, пока я была увлечена совершенно новой жизнью, мыслей об алкоголе не было. Если не считать той поездки к океану. Там случилась история с благотворительным сбором для больного мальчика, во время которого меня от себя откровенно тошнило. Никому я не хотела помогать, я только строила из себя того, кем не являюсь, перед своими подписчиками. Вернее, не так, мне очень хотелось хотеть помочь мальчишке. В итоге я во всём призналась, но для этого мне нужно было выпить. Когда срываешь маски одну за другой, становится невыносимо больно каждый раз, когда ты обнаруживаешь новую. Спрятанную твоим изворотливым мозгом ещё коварнее и ещё глубже. Это какой-то дьявольский заговор. Я не знаю, кончится ли это когда-нибудь, сколько масок нужно отодрать, чтобы перестать хотеть выключить сознание алкоголем, но я искренне желаю в один день это пережить.