Книга В когтях ястреба - Денис Юрин

Он был абсолютно трезв и не чувствовал потребности опрокинуть стаканчик; он думал о женщине, и впервые за долгие месяцы эти думы не вызывали в нем ни злости, ни раздражения. Нет, былые обиды на слабый пол в целом и на отдельных его представительниц в частности не прошли, они просто стали менее значимыми и раздражающими, потускнели, отступили, затупились, как топор-колун, который давненько не затачивал нерадивый хозяин. Моррон и предположить-то не мог, что вспышка женского гнева произведет такой исцеляющий эффект, сможет погрузить его израненную всяческими переживаниями, нескончаемым самоедством и вином всех сортов душу в умиротворяющую негу самодостаточности и спокойствия. Душевное равновесие, в поисках которого он, собственно, и отправился в город детства, еще не было обретено, но, словно парус надежды, уже замаячило на горизонте. И все это случилось… сбылось благодаря ей, той женщине, которая ненавидела его, пожалуй, больше чем всех остальных мужчин на свете, возможно и вместе взятых.

«Вы ничтожество, милостивый государь! Слышите, жалкое, убогое ничтожество! Спившийся старый слизняк, не способный ни на что! Вы – само Невезение и сама Глупость в одном лице! – отчитывала барона особо прекрасная в гневе Линора, тыча ему в грудь кончиком длинного изящного пальчика. – Коль уж угораздило вас взяться нас спасать, так довели бы дело до конца, но нет, вы лишь прогнали разбойников! Вы напились как свинья, вы едва стояли на ногах и, конечно же, не кинулись в погоню за мерзавцами! А они, между прочим, утащили не только наши с Анвеллой платья! Из-за вашей нерасторопности и вопиющего слабоумия пропало все: и дорожные грамоты, и письмо от барона ванг Банберга, и подарки семье жениха!»

«Беда моя в том, что я слишком серьезно воспринимаю женщин… – размышлял Аугуст ванг Штелер, слушая звуки леса и вспоминая пламенную речь возмущенной красавицы, – а они устроены совсем по-иному, гораздо незамысловатей, чем мы. Что Лора, что Линора яркие тому примеры! Их грех за это винить, надо лишь с ними как-то уживаться. Мы, мужчины, существа прагматичные. Мы ощущаем себя лишь маленькой частичкой огромного мира, жалкой крупицей. Мы пытаемся найти себя в нем, а женщины мыслят иными категориями. Каждая считает себя центром мироздания, а все близкие и не очень люди – лишь совокупность ее ощущений. Если эмоции положительные, и подлеца обоготворит! Принес ухажер даме сердца колечко, и она искренне радуется подарку… Лишь немногие из красавиц призадумываются, где и как он его достал: украл, выиграл в карты или слугам недоплатил, сэкономил, что, в принципе, то же самое воровство. Мы для женщин лишь источники впечатлений, жалкие производители их настроения, а не живые, так же чувствующие существа. Если барышне хорошо и комфортно, то все вокруг милые люди, а если корсет жмет или красотка встала не с той ноги, тут и праведнику на орехи достанется!»

Штелер беззвучно рассмеялся, искренне радуясь, что процесс душевного исцеления начался, что его разум стал постепенно отрешаться от въедливой, назойливой мысли о том, что в расставании с Лорой была его вина, что он вел себя совсем не так, как следовало бы, и что сделал далеко не все возможное, пытаясь ее остановить.

«Вы корчите из себя спасителя и благодетеля! Вы милостиво позволили нам ехать в вашей карете… И что же вышло?! Вы хоть разок подумали, как нам нелегко с бедняжкой баронессой пришлось, сколько мы натерпелись?! – продолжала обличать Штелера вошедшая в раж Линора. – Всю дорогу вы храпели и пускали ртом пузыри, о прочих звуках, издаваемых вами, я промолчу! Фи, поведение, недостойное человека хотя бы с намеком на благородство! Мы задыхались от перегара и запаха пота! Вы когда в последний раз мылись, милостивый государь, и в какой луже?! Небеса послали испытание, нам пришлось терпеть ваше далеко не приятное общество несколько часов, и какую же благодарность мы получили в итоге?! Вместо того чтобы уладить простое дорожное недоразумение мирным путем и уберечь госпожу баронессу от кровавого зрелища, вы преступили закон, вы стали убийцей, причем на глазах у кроткого, невинного создания. Вы хоть подумали, какую глубокую душевную травму нанесли бедняжке? Гляньте на нее! Бледная, до сих пор вся дрожит от страха…»

«Мужчина выступает в роли судьи, пытается разобраться в ситуации, взвесить обстоятельства, встать на место совершившего проступок и только затем приходит к выводу, на основе которого и выносит вердикт. Женщина же всегда выступает в роли обвинителя. Она всегда ищет виноватого, сначала делает вывод, а уж затем подводит под него обвинение, причем используя порой доводы, просто убийственные с точки зрения здравого смысла, – пришел к неутешительному заключению Штелер. – Ну надо же было столько всякой всячины нагородить, сделать из меня чудовище, и только потому, что у пары путешествующих дамочек денек не задался. Как я должен был поступить? Проехать мимо, когда их багаж потрошили грабители, или оставить на дороге посреди леса, чтобы бедняжки не дышали перегаром в моей карете? Нет, ну разве ж можно воспринимать подобные аргументы всерьез? Так и с ума сойти недолго! То же самое и в ситуации с Лорой, она сделала меня виноватым во всем лишь потому, что ей вдруг стало скучно, а я оказался недостаточно опытным шутом, чтобы развеять тоску-печаль. Сама бы она скоморошничать попробовала, так ведь нет, это горький удел мужчин – развлекать скучающих дам и делать каждый их день незабываемо интересным…»

«Ваша глупость и бестолковость погубили репутацию моей бедной воспитанницы! Что теперь о ней подумают в свете? А свадьба? Ваша вина, если она не состоится! Как появиться баронессе в доме графа? Ведь это ее имя будет в центре скандала, а не ваше… Впрочем, вам этого не понять, у вас-то имени никакого наверняка и нет… – продолжала унижать спасителя Линора, даже не подозревая, насколько она ошибалась и насколько род ванг Штелеров был древнее и знатнее ванг Банбергов. – Видеть не могу вашей… рожи. Не ходите за нами, я запрещаю! Не хватает еще, чтобы нас вместе увидели, позора не оберешься!»

Эти неприятные слова прозвучали примерно час назад. Истощив запас желчи, Линора схватила под руку трясущуюся отнюдь не со страху, а от сырости баронессу и ушла, недовольно ворча уже что-то себе под нос и шебурша на прощание многочисленными складками длинного платья. Штелер мог не послушаться и пойти следом за ними, но благородно решил не доводить перенервничавшую даму до сердечного приступа и поваляться часок на траве, тем более что спешить ему, собственно, было некуда: до закрытия ворот он в город попасть всяко успел бы, а недавняя схватка утомила барона, и ему требовалось немного отдохнуть.

Скинув всю без остатка одежду, Штелер так и пролежал в густой траве час, а может, и все два. Он дышал свежим воздухом, наслаждался пением птиц, неспешно, абсолютно спокойно размышлял о допущенных ошибках на нелегкой стезе общения с прекрасным полом и продумывал возможные линии своего поведения, чтобы в будущем подобных промашек не совершать. Прошлое нельзя забывать, это опыт, из него нужно делать выводы!

* * *

У боли и у забот есть общая черта: они не торопятся отпускать человека, а если кому на время и удалось скрыться от них, то непременно рано или поздно беглец будет настигнут. Штелер отрешился от мирской суеты, немного побыл наедине с природой и самим собой, но вынужден был вскоре вернуться в житейскую круговерть. По дороге, от которой моррон отошел, чтобы прилечь, не более чем на дюжину шагов, проехал отряд конной стражи. Всадники звучно прогрохотали доспехами, и хрупкая душевная идиллия тут же оказалась нарушенной. Дождавшись, когда последний из служителей порядка скрылся за поворотом, моррон поднялся с помятой травы и, стряхивая с себя паучков да букашек, начал продумывать план дальнейших действий.