Книга Много шума вокруг волшебства - Патриция Райс

– Я Тревельян Рочестер, двоюродный дядя Черити.

Последовало долгое молчание, затем Синда сухо произнесла:

– Очень жалко.

– Что значит, очень жалко? – в бешенстве вскричал он.

– Думаю, Черити предпочла бы родственника поближе к ней по возрасту, чтобы ей было с кем играть, – рассеянно пояснила Люсинда, набрасывая на рисунке очертания второго спаниеля.

Треву захотелось разорвать проклятый холст и швырнуть его на пол, но он сдержался и решил продолжать эту странную игру в вопросы и ответы. Его всегда зачаровывала работа художников. Насколько он мог судить, девушка была очень талантлива. Всего несколькими штрихами она изобразила уходящую вдаль перспективу фигурных окон оранжереи. На рисунке быстро появлялись изображения собак. На заднем фоне он видел наброски, которые должны были превратиться в растения. Трев с восторгом следил за быстрыми и уверенными движениями ее руки.

– Наша семья невелика, – сказал он. – У нас есть несчастная способность терять ее членов быстрее, чем обзаводиться новыми. Пожалуй, мне следует пригласить для Черити деревенских ребятишек.

– Уверена, она будет очень рада этому, хотя считаю, что прежде нужно спросить у виконтессы. Она не совсем здорова.

– Ее состояние ухудшилось? – встревоженно спросил Трев.

Девушка бросила на него взгляд из-под темных бровей. Значит, все-таки она не блондинка, а рыжая. Любопытно! Да она прехорошенькая. Жаль, что из-за длинных ресниц ему не удалось разглядеть цвет ее глаз.

– Чем больше растет в ней младенец, тем слабее делается леди Рочестер. За один год она утратила ребенка и мужа, а теперь еще опасается потерять свой дом. Впрочем, не думаю, чтобы вас заботили страхи этой женщины.

Трев вздрогнул от ее ледяного тона. Она ничем не напоминала ту дерзкую девушку, которую он повстречал в переулке у дома герцога. Это была взрослая женщина, а не ребенок, и говорила так неприязненно, как будто с наслаждением проткнула бы его своим остро очинённым карандашом.

– Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы лишить ее дома, – уточнил он. – А с тем, чтобы позаботиться о нем, ведь кто-то должен этим заниматься. И только посоветовал ей перебраться в Лэнсдаун, который также принадлежит ей, только и всего.

– Значит, вы намерены выгнать ее, когда унаследуете титул? – Синда вернулась к работе, и по ее резким штрихам было видно, что она сердится. – Очень великодушно, ничего не скажешь.

– Я не собираюсь наследовать этот проклятый титул! – Так оно и было, что бы ни утверждали британские аристократы. – Но Лэнсдаун расположен в Лондоне, где очень хорошие врачи. Если она вынашивает наследника графа, ей следует занять полагающееся по праву место в графском доме. Да и старику может понадобиться помощь женщины.

– А граф ее пригласил? – спросила Синда. – Вы сами имеете привычку появляться там, куда не приглашены? – Она задержала карандаш в воздухе, изучая только что нанесенную линию. – Ах, я и забыла! Ведь сюда вас не приглашали.

– Господи, да у вас язык хуже, чем у гадюки! Что же мне было делать? Смотреть, как весь урожай гниет на полях, пока эта глупая женщина погружена в скорбь? Я же не какой-нибудь злодей! – прорычал Тревельян голосом, от которого, бывало, разбегались мужчины.

– Ну, во всяком случае, и не джентльмен. Будь на моем месте леди Рочестер, она бы уже рыдала. Неудивительно, что бедняжка вынуждена прятаться от вас в собственном доме.

– Как я понял, мои крики не действуют на вас, поскольку вы не леди?

Она небрежно пожала изящными плечиками:

– Вы – узурпатор, а меня сюда пригласили.

Трев не мог припомнить, чтобы какая-нибудь женщина не испугалась его ярости, наводившей ужас на отъявленных пиратов. Он совершенно растерялся, не зная, как себя вести.

– А собаки не виляют хвостами, – в замешательстве пробормотал он, взглянув на ее рисунок и указывая на спаниелей, которые снова уютно улеглись и задремали.

– Сейчас нет, а потом будут вилять. Их лучше изображать в движении. Если бы мне потребовалось изобразить натюрморт, я обошлась бы и без собак.

Трева раздражало, что она никак не реагировала на его присутствие. Может, его внешность и лишена изящества и привлекательности, но обычно женщинам нравилось подчинять его себе. Сумел ли он ее смутить? Он на это надеялся, потому что она повергла его в явное замешательство.

Он встал между собаками и мольбертом. Она продолжала делать наброски, словно его там и не было. На щеку ей упал длинный локон каштановых волос. Поверх светло-голубого платья на ней был повязан белый фартук, чтобы защитить платье от угольной пыли. Она уже запачкала карандашом и фартук, и нос. Голова ее была склонена, так что Трев различал только безупречно нежную кожу ее щеки и никак не мог решить, была ли она той девушкой из переулка. Пожалуй, нет. Приученная вести тонкую светскую беседу дочь герцога не могла бы разговаривать так резко и прямолинейно.

– А портреты вы пишете? – спросил, вынуждая ее поднять на него взгляд и осознать его присутствие.

Синда взглянула на него. Ее глаза оказались синими, как море в ясную погоду, и Тревом внезапно овладела острая тоска по своему кораблю, который он назвал «Подружка пирата». Он страстно любил море, любил бороздить его бурные волны под парусами. Порой он недоумевал, спрашивая себя, что он делает здесь, на суше. Валяет дурака? Правда, в море ему больше нечем заняться. Теперь, когда богатых испанцев скоро изгонят с Вест-Индских островов, а война с Францией не за горами, не стоило рисковать ни своей жизнью, ни жизнью команды и продлевать разрешение на каперство.

– Нет, портреты я не пишу, – равнодушно отвечала она. – А если вы так и будете здесь стоять, я уйду и напишу спаниелей по памяти.

И все-таки у нее были голос воспитанной леди и нежные руки, не привыкшие к черной работе. Немного успокоившись после шока, пережитого из-за ясной синевы ее глаз, Тревельян восхищенно рассматривал ее свежее лицо без следов пудры. Уж конечно, дочь герцога чрезмерно пользуется косметикой, отчего кожа приобретает нездоровую бледность. А у этой художницы щеки горели естественным румянцем, вот только непонятно – от смущения или от гнева.

– Леди нет причин прятаться от меня в собственном доме. Я не тронул бы и волоса на голове вдовы моего кузена. Это не моя вина, что она такая безвольная тряпка, – с вызовом заметил Тревельян.

Люсинда гневно уставилась на него.

– Но вы сказали ей об этом?

– А как я мог ей что-то сказать? Она скрывается, как только меня завидит.

– И вы так же орете на нее, как сейчас на меня?

– Я не ору! Это только рыбные торговки орут! – Но все-таки Трев немного понизил голос.

Ее губы тронула легкая улыбка. Трев едва не взвился от обиды. Но девушка была слишком хороша, и он передумал обижаться.