Книга Дух геометрии - Алиса Ханцис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поезжай учиться, Яся. Тут мозги все равно никому не нужны.
Апрель принес небывало теплую погоду: накануне Дня космонавтики термометр показывал плюс двадцать. Прохожие надели рубашки с коротким рукавом, по сухим дорожкам застучали каблуки летних туфель. Зелень разливалась вокруг – по бурым газонам, по тонким остовам деревьев. Когда в середине дня дружно погасли мониторы в нашем офисе и туалеты погрузились во мрак, никто будто бы не удивился: какая может быть работа, когда за окном льнут друг к другу полуодетые юные парочки? Все сорвались с мест, как школьники, у которых заболела училка. Весенним безумием захлестнуло и меня. Захотелось поехать в Коломенское и гулять там до темноты, как когда-то на первом курсе. Надо только предупредить маму, что вернусь поздно, а то и вообще заночую у отца. Мобильник она, судя по всему, опять где-то забыла, и я позвонила в архив.
– Нет ее, – буркнула начальница, взяв трубку. – Отпросилась.
В сердце кольнуло. Я набрала домашний, но там никто не отвечал. Неужели так крепко спит? Или ушла в магазин? Я постояла в опустевшем офисе, слушая непривычную тишину; а потом, стряхнув оцепенение, бросилась по лестнице вниз.
Электричка тащилась сегодня медленно, как никогда. Я вышла в прокуренный тамбур задолго до прибытия и, едва раскрылись железные створки дверей, выскочила наружу и кинулась домой, не разбирая дороги. Я должна успеть.
В прихожей было темно: сквозь матовое стекло дверей, ведущих в большую комнату, едва пробивался свет. Зачем мама опустила шторы? Я сделала шаг, нога запнулась о ботинок – большой, в нашем доме никто таких не носил. Из комнаты донесся торопливый шепот, что-то со стуком упало на журнальный стол.
Господи, какая я дура.
С той стороны стекла замаячил смутный силуэт, но я не стала дожидаться, пока они выйдут. Спустилась во двор, посидела на лавочке. Я знала, что долго мне ждать не придется: они наверняка уже складывают диван, путаясь в простынях, – нелепый киношный эпизод. Однако домой идти не хотелось. Я двинулась обратно, в сторону железной дороги. За ней виднелись крыши частного сектора, затуманенные молодой листвой; а дальше горбился холмами пустырь, на котором мы запускали змеев. Последний раз это было больше двух лет назад, когда я испытывала новую модель, сделанную для диплома. И вот уже всё заснято, посчитано, и диплом лежит в ящике стола, а скатанное полотнище змея – в чехле. Пустырь больше не нужен. Зачем я иду туда?
Домой я вернулась под вечер. Мама уже замела следы и сидела на кухне, вся напряженная, как линия электропередач.
– Я давно хотела тебе сказать… Он очень хороший, правда. Тебе смешно, наверное, что люди на старости лет…
– Мама, ну что за глупости. Когда я над тобой смеялась?
– Он вдовец. Сын школьник, дочка в садике еще. Вечером все дома, в выходные тоже… Мы, как подростки, в парке гуляем.
Ее лицо розовело от смущения, глаза блестели – она в самом деле казалась юной, еще более юной, чем прежде.
А я почувствовала себя змеем, которому обрубили леер.
Я включила компьютер без особой цели: проверить почту, заглянуть на форум. Настольная лампа горела тускло, то и дело мигая, будто готовилась покрывать чей-то заговор. Громко тикал будильник. Надо бы уже ложиться. Вместо этого я запустила поисковик и набрала в строке запроса: «research scholarship»[3].
С этого момента я стала тенью самой себя. Каждый вечер заставал меня у монитора, из зеркала смотрело красноглазое чудовище, а информации всё не было конца. Я завела таблицу, куда выписывала данные о вузах; я рассылала профессорам электронные письма с вопросами – и они отвечали, эти Джоны и Линды, все как один приветливые и готовые помочь. Я решила ограничиться только англоязычными странами. В Канаде меня давно притягивал остров Ванкувер, где находилась уникальная по масштабу оползневая зона, но сайт тамошнего университета сухо молчал о стипендиях. Подходящих программ в Британии нашлось не много, и я никак не могла нащупать проблематику, которая захватила бы меня с головой. Мне до смерти надоели фасады, сыпучие исторические памятники, к которым страшно прикоснуться даже лучом дальномера. Хотелось живого, природного. Я обратилась к Новой Зеландии с ее сейсмической активностью, но это удлинило список всего на одну строку. И все-таки южное полушарие манило зазеркальностью, парадоксальной эндемичной фауной и ощущением первозданной чистоты. В соседней Австралии возможностей оказалось гораздо больше. Я нашла с десяток вузов, где преподавали землемерную науку, а интересных тем было столько, что разбежались глаза: алмазные месторождения на западе материка, лесные пожары, эрозия морского побережья… Но больше всего меня привлекли невиданные прежде соленые болота Тасмании. Воображение нарисовало мелеющий водоем посреди безжизненной австралийской степи. Его берега год за годом размываются, болото меняет очертания, сжимаясь, как шагреневая кожа. Если оно достаточно большое, то мониторинг можно делать по спутниковым снимкам. А если нет – змей будет незаменим.
Я тут же, повинуясь порыву, написала куратору Тасманийского университета. Ответ пришел быстро – как всегда, дружелюбный и почти лишенный формальности. Они с радостью готовы помочь. Да, у них есть стипендии по этому направлению. Вот здесь можно прочитать все требования к кандидатам и порядок оформления документов. И, в конце письма – пожелание удачи, такое искреннее, будто мне и правда были рады.
У меня появилась теперь параллельная жизнь. Я никому не говорила о том, чем занимаюсь, даже отцу. Ездила на работу, готовила ужин и, поцеловав маму на ночь, уходила к себе, где гудел не переставая ящик компьютера. Почти все выходные я проводила в библиотеке Британского совета, готовясь к экзамену по английскому. Список дел был бесконечен: перевести документы, собрать характеристики, написать заявку на тему диссертации. А во время передышек я надевала наушники, включала музыку и пускалась в странствия по глобусу. Вот она, Вандименова Земля – крошечное, в полногтя, пятнышко под австралийским материком. До Москвы – больше двух обхватов ладони. Чудовищное, немыслимое расстояние. Вот Новая Зеландия, где утро встречают на десять часов раньше нас. Еще дальше на восток, невидимое под толщей воды, лежит кладбище космических станций. А потом – сплошное голубое поле без единой песчинки островков, до самой Южной Америки.
В феврале я отправила документы в четыре университета. А в мае, накануне дня рождения, достала из почтового ящика письмо – обычное с виду, в белом конверте и с попугаем на марке. Дрогнув сердцем, вскрыла конверт прямо тут, на площадке первого этажа. Всего один листок, в верхнем углу – красный геральдический лев, эмблема ЮниТас.
Мне дали стипендию.
Я действительно могу уехать.
В следующий миг мне стало страшно. Так бывает во сне, когда паришь над пропастью, раскинув руки, и вдруг понимаешь, что крыльев-то у тебя нет, лишь жалкое перышко в рукаве. В письме сказано, что я должна приехать до конца августа. А мама вообще ни о чем еще не знает. Я так мало думала о ней в эти месяцы. Сбыла с рук, успокоилась, отвлеклась.