Книга Вендетта, или История всеми забытого - Мария Корелли

«Возьми его на память о ней, – сказал я. – Через месяц она бы предала тебя так же, как предала меня».

Он бушевал как сумасшедший. Выбежал на улицу и позвал жандармов. Конечно же, меня судили за убийство. Но это не было убийством – это было правосудием. Судья отыскал смягчающие вину обстоятельства. Естественно! У него ведь тоже была жена. Он вник в мое дело. Теперь вы знаете, почему я ненавижу утонченную, увешанную драгоценностями женщину с виллы Романи. Она такая же, как та, которую я убил, у нее та же обволакивающая улыбка и детские глаза. Еще раз говорю вам: мне очень жаль, что ее муж умер, мне очень тяжело об этом думать. Поскольку он со временем тоже убил бы ее. Да! В этом я совершенно уверен!

Глава 6

Я с болью в сердце выслушал его рассказ, и словно ледяная волна пробежала у меня по жилам. А мне-то казалось, что все, кто видел Нину, должны обязательно любить ее и восхищаться ею. Правда, когда этого старика случайно сбили ее лошади (о чем она мне и словом не обмолвилась), она поступила невнимательно и несерьезно, не остановившись и не справившись о его самочувствии, но она была молода и беспечна, а потому не могла намеренно проявить бессердечность. Я с ужасом подумал о том, что она могла нажить себе врага в лице этого старого полунищего пройдохи, но ничего не сказал. Мне не хотелось себя выдавать. Он ждал от меня ответа, и мое молчание вызывало у него нетерпение.

– Вот скажите мне теперь, друг мой! – требовательно произнес он с каким-то детским пылом. – Разве я плохо отомстил? Сам Господь Бог не придумал бы лучшего!

– Думаю, ваша жена заслужила такую участь, – сухо ответил я. – Однако не могу сказать, что я восхищаюсь вами как убийцей.

Он стремительно двинулся на меня, подняв руки и принявшись отчаянно жестикулировать. Его голос взлетел до какого-то придушенного визга.

– Вы называете меня убийцей – ха-ха! Это хорошо. Нет-нет! Это она меня убила! Говорю вам, что я умер в ту секунду, когда увидел ее спящей в объятиях любовника, – она прикончила меня одним ударом. В меня вселился дьявол и свершил скорое отмщение. Тот самый дьявол и поныне живет во мне – отважный и сильный! Вот почему я не боюсь холеры: сидящий во мне дьявол отпугивает смерть. Когда-нибудь он меня оставит… – Тут его придушенные вопли сменились тихим и усталым бормотанием. – Да, он меня оставит, и я найду темный уголок, где смогу поспать. Теперь я сплю совсем мало.

Он посмотрел на меня с какой-то затаенной тоской.

– Понимаете, – почти мягко объяснил он, – у меня очень хорошая память, а когда думаешь о многом, то не уснуть. Прошло много лет, но каждую ночь я вижу ее. Она приходит ко мне, ломая свои крохотные белые ручки, глядит на меня голубыми глазами, и я слышу, как она стонет от ужаса. Каждую ночь, каждую ночь!

Он умолк и смущенно провел руками по лбу. Потом, словно очнувшись ото сна, уставился на меня так, будто только что увидел, а потом разразился негромким булькающим смехом.

– Что за штука, что за штука эта память! – пробормотал он. – Вот ведь чудно-то как! Знаете, я вспомнил былое и забыл о вас! Но я знаю, что вам нужно, – одежда, да, она вам очень нужна, а мне нужны деньги. Ха-ха! Так вы отказываетесь от прекрасного костюма английского милорда? Нет-нет! Я все понимаю. Я вам обязательно что-нибудь подберу – только терпение, терпение!

И он начал рыться среди множества вещей, небрежно сваленных в кучу на задах лавки. Во время этого занятия у него был такой отталкивающий и мрачный вид, что он напомнил мне старого стервятника, нависшего над падалью. И вместе с этим было в нем что-то жалкое. В каком-то смысле я испытывал к нему сочувствие: бедный пройдоха, наполовину лишившийся рассудка, проживший жизнь, полную злобы и горечи. Какие же разные у нас судьбы, подумал я. Мне выпала всего лишь одна ночь мучений, и каким пустяком она казалась по сравнению с его ежечасным раскаянием и страданием! Он ненавидел Нину за проявление легкомыслия. И, несомненно, она была далеко не единственной женщиной, чье существование вызывало у него раздражение. Скорее всего, он испытывал неприязнь ко всем женщинам. Я с жалостью смотрел, как он рылся в поношенной одежде, которая и была всем его товаром, и гадал, почему Смерть, так резво косившая самых сильных обитателей города, столь безжалостно миновала этого жалкого несчастного старика, для которого могила, конечно же, стала бы самым желанным приютом и местом успокоения. Наконец он повернулся ко мне, ликующе всплеснув руками.

– Вот, нашел! – воскликнул он. – Это вам придется в самый раз. Вы, часом, не ныряльщик за кораллами? Вам понравится одежда рыбака. Вот она: красный пояс, шляпа и остальное – все в отличном состоянии! Ее прежний хозяин был примерно одного с вами роста, так что на вас все прекрасно сядет. И посмотрите: холеры здесь и в помине нет, одежду насквозь пропитало море, она пахнет песком и водорослями!

Он расстелил передо мной вещи из грубой ткани. Я равнодушно посмотрел на них.

– А их бывший хозяин тоже убил свою жену? – с легкой улыбкой спросил я.

Пожилой старьевщик покачал головой и сделал растопыренными пальцами жест полного презрения.

– Нет! Он был дурак – убил себя.

– Это как же? Случайно или умышленно?

– Хе-хе! Он прекрасно знал, что делал. Это произошло всего два месяца назад. А все из-за одной темноглазой чертовки, которая живет и целыми днями веселится там, в Сорренто. Он долго плавал, привез ей жемчужное ожерелье на шею и заколки с кораллами для волос. Она обещала выйти за него замуж. Он только что сошел на берег, увидел ее на причале и предложил ей жемчуга и коралловые побрякушки. Она швырнула подарки ему в лицо и заявила, что он ей надоел. Вот так – и ни слова больше. Он пытался ее урезонить, но она разъярилась, как тигрица. Да, я стоял в небольшой толпе на причале и все видел. Ее темные глаза сверкали, она топала ногами и глядела на него, закусив губу, а ее грудь вздымалась так, словно вот-вот выпрыгнет из корсета. Она всего лишь рыночная торговка, а вот возомнила себя королевой. «Ты мне надоел! – крикнула она ему. – Убирайся! Видеть тебя больше не желаю». Он был высоким, стройным, сильным парнем, но вдруг закачался, лицо у него побледнело, губы задрожали. Он немного наклонил голову, развернулся, и никто даже не успел его остановить, как он спрыгнул с края причала прямо в волны, которые сомкнулись над ним. Выплыть он не пытался, просто камнем пошел ко дну. На следующий день его тело вынесло на берег, и я купил его одежду за два франка. Вам продам за четыре.

– А что сталось с девушкой? – спросил я.

– А-а, с ней? Она целыми днями веселится, я же вам говорил. Каждую неделю у нее новый любовник. Ей что за печаль?

Я вытащил кошелек.

– Я беру эту одежду, – сказал я. – Вы просите четыре франка, вот вам шесть, но за два сверху вы покажете мне укромное место, где я мог бы переодеться.

– Да-да, конечно! – Старик задрожал от алчного нетерпения, когда я отсчитал серебряные монеты и положил их в его морщинистую ладонь. – Что угодно за каприз щедрого незнакомца! Вот комнатка, где я сплю, ничего особенного, но там есть зеркало – ее зеркало, – единственное, что у меня от нее осталось. Сюда, сюда пожалуйте!