Книга Два Обещания - Даша Самсонова

Рассел забыл видеокассету. Она так и осталась в магнитофоне. Николас думал об этом, когда на пороге протирал псу лапы тряпкой, отмывал следы дождя в прихожей, разогревал в микроволновке замороженный ужин. Он пообещал себе, что позвонит Расселу завтра и пошлет кассету ему по почте. У телевизора вороной депос оказался только глухой ночью, да и то – чтобы посмотреть какое-нибудь тупое шоу, перед тем как завалиться спать. Пальцы тут же нажали на кнопку, вернув очертание допросной комнаты на экран. Следователь Эрл-Бревно наматывал возле заключенного круги, задавая однообразные вопросы. Даже уши Еромана, самая подвижная часть тела депоса, словно окаменели, свидетельствуя о том, что их владелец отыскал убежище далеко в своих мыслях. Николас ожидал, что Эрл начнет распускать руки, уж больно красочно Рассел рассказывал об обычаях комитета избивать заключенных. Но ударов так и не последовало, Эрл несколько раз только замахнулся. Несмотря на всю агрессивную отвагу, следователь старался держаться в стороне, словно между ним и заключенным образовалось невидимое стекло. Эрл боялся его, – вдруг понял Николас.

Вопросы пошли по второму кругу. На одиннадцатой минуте вороной депос заметил, как заключенный пошевелился. Его уши еще плотнее прижались к голове, а хвост начал гулять из стороны в сторону, точно у взбешенного кота. Глаза исподлобья устремились прямиком на следователя. Ни Эрл, ни рядовой, едва не заснувший за диктофоном, ничего не успели сделать. Поймав момент, когда Эрл приблизился к нему, заключенный вскочил со стула. В долю секунды рыжий депос вцепился следователю зубами в горло. Эрл пытался кричать. Он повалился под весом Еромана на стол, захрипел и задергался, точно жертва, настигнутая хищником. Это продолжалось до тех пор, пока рядовой, опомнившись, не ударил Еромана настольной лампой по спине – первым, что попалось под руку. Ероман разжал пасть, обернулся к рядовому и зашипел, издавая звуки, которые для Николаса сливались в слова:

– Р-рыцера ш-ш-штерфа ар-р-рчака! – закричал рыжий заключенный и зажал голову руками. В помещение вбежали несколько полицейских. Они повалили Еромана на пол. Не стесняясь камер, наградили его пинками и решающим ударом – рукоятью пистолета по голове, после которого заключенный обмяк, растянувшись на полу.

Полицейские обступили Эрла. Следователь опирался о стол, ощупывал ладонями горло, по его пальцам текла кровь. Поддерживая с обеих сторон, Эрла увели из допросной, двое полицейских выволокли тело обвиняемого, переговариваясь между собой, что давно пора сдать этого психа в дурдом, пока он кого-нибудь не убил.

Следственная комната опустела, статичной картиной продержалась на экране полминуты, а потом ее сменила черно-белая рябь.

Николас пересмотрел видеозапись три раза, концентрируя внимание на моменте нападения и словах, произнесенных Ероманом. Вороной депос прибавил звук насколько это было возможно на стареньком телевизоре, чтобы окончательно убедиться – ему не показалось. А потом, дрожащими руками, набрал номер телефона Рассела Лэйона. К счастью, напарник проводил эту ночь дома.

– Слушаю, – сонным голосом отозвался он.

– Рассел, это Ник. Прости, что разбудил.

– Что-то случилось?

– Нет… Вернее, да. Я хотел извиниться за то, что наговорил тебе сегодня.

Пауза, а потом:

– Все нормально, Николас.

– И еще, ты не мог бы передать Дженне, скажи: я согласен взять это дело.

Последние признаки сна исчезли из голоса Рассела. Николасу показалось, что не у него одного сейчас бешено колотится сердце.

– Ты уверен? – чуть ли не закричал напарник в трубку.

– Не сомневайся, – ответил Николас, поглядывая на экран телевизора, где время на видеозаписи остановилось. 

Глава 4

Порой, чтобы перестать блуждать в темноте, достаточно решиться на единственный шаг… из дома, прямиком в неизвестность, где только кажется, что никто не ждет.

Николас сидел на скамейке в парке, в тени дряхлой сосны, умиротворенный, но в то же время полный решимости действовать. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветки, теплыми прикосновениями гуляли по лицу. Давно он не чувствовал такого спокойствия. Николас знал, что скорбь и воспоминания не могли оставить его так легко, но вдали от пустых комнат словно поблекли, сегодня на них набросили полупрозрачную вуаль. Все мысли занимало новое дело, игра, которая принадлежала ему одному, а если быть честным с собой – существо, похожее на депоса только оболочкой. В тот момент Николасу казалось, что не могло случиться иначе.

Он встрепенулся. На противоположный край скамейки опустился незнакомец, деревянные прутья под ним жалобно скрипнули. Двухметровый громила больше походил на заключенного тюрьмы, нежели пациента психиатрической клиники. На его толстой шее болталась тяжелая цепь, уши тянули вниз золотые серьги. Громила положил руку на колено, и Николас заметил рисунок синего дракона, выглядывающий из-под голубой пижамы. Вдобавок ко всему депос был пегой масти – белые на сером фоне пятна разделяли его массивную, больше напоминающую бычью голову на две части. Парень был не намного старше Николаса. Но возраст пегашей с трудом поддавался определению. Здоровяк выждал секунды две, разглядывая вороного депоса в упор. После чего пробасил:

– Ты тот, новенький?

Николас кивнул, осознав, что забыл его имя. Сегодня за завтраком оно вертелось на языке, словно мелодия заевшей песни: Лерой или Лестер. Что-то на “Л”. “Может, я ошибся, и это вообще не он”, – подумал Николас с жалкой надеждой. Никто не предупреждал, что этот тип будет пегим, а тем более таким здоровым.

– Лисер, – представился пегаш. Он поочередно загнул назад оба уха, когда Николас протянул ему ладонь.

– Я не прикасаюсь к алкашам, тут это считается дурной приметой, – бросил Лисер, не скрывая отвращения на лице, словно от Николаса несло перегаром. – Как по мне, так самая низшая каста “свихнувшихся”, после нариков, конечно. У этих даже ничего не замкнуло в мозгах, чтобы называть себя психами. Как считаешь, какого черта вы все тут забыли, ребята? Шли бы и дальше, обратно, к веселой жизни. Это место не для тех, кто наслаждается своим безумием.

Николас молчал, решив дать пегашу выговориться. Вступать с ним в полемику было невыгодно не только из-за его комплекции. Разозлив Лисера, вороной депос рисковал не получить от него желаемого. Николасу ничего не оставалось, как сперва выслушать красноречивый рассказ о том, что шизофреники в миллионы раз достойнее находиться здесь, чем алкозависимые, у которых проблемы-то больше похожи на нытье слабых, привыкших пресмыкаться созданий. Будто Николас специально так долго ждал этого типа на лавке, чтобы узнать его мнение о себе. Впрочем, то являлось ерундой для достижения цели.

Николас оторвал забытый лейкопластырь на сгибе локтя – и это тоже мелочь. Рассел сказал, что дальше будут давать только таблетки. С ними дело обстоит проще: их легко спрятать за щеку, в то самое место, куда в детстве отправляешь леденцы, пытаясь подольше сохранить их вкус. Во рту все еще оставалась горечь после того, как он выплюнул свою первую партию “колес” за батарею, вплотную подойдя к подоконнику, сделав вид, что заинтересовался живописным пейзажем за окном. Только Николас допустил мысль, что проблема, о которой он беспокоился больше всего, оказалась простой в решении, как боковым зрением увидел картину: паренька лет двадцати (у того был ясный взгляд, а в повадках не прослеживались признаки безумия) и медсестру, в обязанности которой входило раздавать пациентам пластиковые стаканчики с лекарствами. Она стояла напротив паренька и ощупывала его рот пальцем. Тот смиренно позволял ковыряться у себя за щеками, словно такие проверки были обычным делом и это никоим образом не умаляло его достоинства. Николас решил, что этот пациент чем-то заслужил такое недоверие и маловероятно, что на месте паренька мог бы оказаться он сам. Тогда впервые в его мыслях возник вопрос, который с той минуты так и не покидал его: “Во что же, ты, Ники, черт побери, вляпался на этот раз?”