Книга Чудесам нет конца - Роберт Ирвин

Энтони вырос на этой легенде, ибо это история бабушки Жакетты де Сен-Поль, много раз сказанная-пересказанная. Он разговаривает с матерью, когда прибывает гонец. Приглашенный на коронацию аббат Кроуленда сейчас всего в нескольких часах пути от Лондона. Его сопровождает множество лордов и дворян из Норфолка, также приглашенных на коронацию, а еще леди Элизабет де Скейлз. Граф Риверс и Энтони тут же отправляются верхом к воротам Бишопсгейт, через которые аббат и его спутники прибудут в город.

Отъехав совсем недалеко от городского дома Вудвиллов, они обгоняют телегу, на которой в клетке везут закованных в цепи мужчину и женщину. Граф Риверс задерживается, чтобы поинтересоваться у охраны, кто эти двое и каково их преступление.

– Они последователи Братьев и Сестер Блаженных Вечеров, – сообщает граф, вернувшись к сыну. – В пятницу их сожгут на костре.

– Что за Братья и Сестры Блаженных Вечеров? – Энтони никогда раньше не слышал о такой общине.

– Они исповедуют злую ересь. Ничем не лучше лоллардов, хоть и не такие скверные. Адепты Блаженных Вечеров совокупляются в церквях.

– Зачем?

– Из разных соображений. Насколько я понимаю, некоторые поступают так в надежде, что подобное богохульство лишит их всякого шанса на спасение в загробной жизни, и тогда они могут поклоняться Богу без малейшего ожидания награды, и это самая чистая форма поклонения, поскольку они намереваются возносить молитвы и благодарения Богу даже из пылающей преисподней. Другие, напротив, считают, что совокупление в церкви дарует благословение и самому акту, и детям, которые могут родиться в результате. К тому же хорошо известно, что демоны и призраки не могут помешать совокуплению в церкви, хотя есть и те, кто летними месяцами предпочитает блудить в храме, потому что там прохладнее. У этих ужасных еретиков нет единого учения.

Их продвижение к Бишопсгейту замедляется, поскольку улицы постепенно заполняются людьми, жаждущими увидеть торжественный въезд Эдуарда в Лондон, а затем его коронацию. Из окон уже вывешены гобелены и полотнища. В Вестчипе возводят помост. Ричарду и Энтони Вудвиллам приходится ждать почти два часа, прежде чем в городским воротам приближается процессия аббата со спутниками.

Заметив ожидающих у ворот Вудвиллов, аббат Джон Литтлингтон и бо́льшая часть его сопровождающих спешиваются. Энтони и Бет обнимаются, а затем все вместе отправляются в город. Энтони отмечает, что Бет уже не в трауре, и тихонько говорит жене, что отвезет ее в городской дом Вудвиллов, где власть его матери оградит Бет от нежелательных посетителей. Аббата явно беспокоят их объятия, и Энтони опасается, что они вот-вот нарвутся на проповедь о добродетели воздержания в браке, но аббат ограничивается стихом из Евангелия от Матфея, ни к кому особо не обращаясь:

– Ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит[14].

Когда они всей компанией двигаются в сторону Корнхилла, Энтони терзает новый страх: вдруг аббат спросит, видел ли он очередных призраков, а затем начнет допытываться об Эллекене. Но у преподобного, который притащил с собой верного летописца, голова занята другим. Они оба корпят над универсальной хронологией, основанной на Библии, но дополненной некоторыми трудами греков и египтян. Дело, конечно, непростое, и древние календари не всегда легко понять. Тем не менее аббат пришел к выводу, что миру почти 4000 лет.

– Подумать только – четыре тысячи лет! Голова идет кругом, когда пытаешься окинуть мысленным взором такой огромный отрезок времени! Представьте, четыре тысячи лет до того момента, как наши матери зачали нас! У меня живот сводит от ужаса, когда я думаю о мире без меня, и почти тошнит от мысли о моем небытии в течение долгих веков, и я поражаюсь, что существовало столько поколений мужчин и женщин, населявших землю до меня и не имевших даже малейшего представления, что в один прекрасный день я появлюсь на свет.

Также аббат подсчитал, что Великий потоп случился примерно 3500 лет назад.

– Мы читаем в Бытии, что до потопа на земле жили гиганты. Первая раса гигантов была известна как нефилим, что означало «падшие». Говорили, что это сыны Божьи, которые брали себе в жены человеческих женщин из Ханаана. «В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им…»[15] Мы, обычные люди, для них все равно что кузнечики.

Чего только не узнаешь! Рассуждения аббата прерываются на полпути по Вестчипу, потому что работы по возведению помоста завершены и теперь улица полностью перекрыта. Внезапно позади раздается крик:

– Дорогу! Дорогу королевскому шуту!

По древней традиции, прежде чем короновать государя Англии, проводят коронацию короля шутов, и именно эта церемония теперь препятствует продвижению Энтони со спутниками. Они оказались посреди огромной толпы попрошаек, калек, акробатов, карманников, нищих и юродивых вперемешку с обычными горожанами. Энтони оборачивается посмотреть на короля шутов, прокладывающего себе путь сквозь толчею, и с изумлением обнаруживает, что это Скоггин. Парня не узнать, поскольку его подстригли и нарядили в стеганый жилет из шелковой парчи, украшенный белыми и голубыми ромбами. К тому же сейчас шут улыбается, а не плачется, и все равно это Скоггин. Не заметив Энтони, он взбирается на помост, где для него уже приготовлен трон – ночная ваза на колченогом табурете. Там к нему присоединяется будущая супруга мамаша Дурь – мужчина, переодетый женщиной. Сопровождающие шута князья анархии почтительно стоят за троном. Один из них выкрикивает, что тому, кто осмеливается оспорить право Уилла Скоггина быть коронованным королем шутов, придется доказать свою правоту с оружием в руках. И конечно, такой смельчак тут же объявляется, и вот уже они с князем анархии, верхом на деревянных лошадках, сходятся в поединке и дубасят друг друга подушками. Поединщик Скоггина побеждает. Затем Скоггин помазывается белком и желтком яйца и коронуется трехрогой шапкой с бубенчиками. Теперь он должен произнести речь. Для этого Скоггин встает с трона, подходит к краю подмостков, поворачивается спиной к зрителям, спускает штаны и выдает целую серию ритмичных пуков. Толпа беснуется в ликовании.

Затем Скоггин, вернувшись на трон, имитируя мимику и благочестивые позы свергнутого Генриха Ланкастера, намеревается попеременно зачитывать страницы Псалтыря и подтирать ими задницу. Возмущенный Энтони отворачивается и уже собирается отвести Бет в городской дом Вудвиллов другим путем, когда Скоггин замечает и узнает их с отцом:

– Что? Милорды уже уходят? Благодарение Богу, я лондонец, ибо сейчас в сельской местности леса такие мерзкие. Насквозь пропахли гнилой рыбой. – И продолжает, указывая на Энтони: – Да вот же чешуйчатая рыба! Ха! Ха! Но я просто шучу, милорд, и не намерен никого обижать.