Книга Пробуждение Рафаэля - Лесли Форбс

«Донна всегда права», — сказала про себя Шарлотта и согласилась вычеркнуть своё примечание. Как всегда. Во вторник утром отреставрированная картина должна быть возвращена на своё место в герцогском дворце. И тогда, с облегчением подумала Шарлотта, я навсегда развяжусь с этими телевизионщиками.

Она почувствовала себя намного спокойнее, когда тропа соединилась с широкой грязной дорогой, идущей по низу долины. Приятно было распрямить ноги, болевшие после долгого спуска по крутому склону. Она убедила себя, что волк вовсе был не волк, а бездомная охотничья собака. Тем не менее она с облегчением увидела вдалеке пашню и маленький трактор на гусеничном ходу, какие только и годились для работы на этих крутых склонах, однако облегченье почти улетучилось, когда она дошла до селения, которое сперва увидела сверху; ибо если здесь и был звонарь, то звонарь-призрак, разбуженный резким холодным ветром с Апеннинских гор. Крохотная деревушка или то, что было когда-то деревушкой, теперь представляло собой пустырь, и единственным признаком жизни был букет полевых цветов у подножия церковной колокольни, стоявшей без крыши. Подойдя ближе, чтобы посмотреть, насколько свежи цветы, она заметила, что тяжёлая деревянная дверь сплошь в старых выбоинах от пуль. Почувствовав на себе чей-то взгляд, она оглянулась и увидела волка-собаку, лежавшего футах в двадцати от неё поперёк Дороги, по которой она хотела было направиться: голова поднята, длинные лапы вытянуты вперёд — как Анубис, бог-шакал, ассоциирующийся с кладбищами и мертвецами. Словно знал, что она появится здесь. И ждал её.

♦

Мута сидела на корточках, прислонясь спиной к стене холодного подвала под колокольней и чувствовала, как дрожь камня от гудящего колокола ручейком воды струится по коже. Она откинула голову назад, чтобы затылком ощутить, как башня колокольни возносит её к небу сквозь траву и кусты, вцепившиеся нитями корней в известковые швы между камнем стен. Дикая мальва, порей и шалфей, и прелестный черноголовник, без которого любой салат не салат, и иссоп, который очищает людские души от греха, и они становятся белее снега… все травы, о которых она узнала от мамы и священника, растения, причиняющие боль желудку или лечащие его, и те, что, тушенные с салом и луком, теряют свою горечь, и те, что останавливают кровь, да, кровь… иные давнишние уроки всплывают в па-мята с того дня, как она увидела то лицо, неделю назад… никогда она не видела столько крови, крови светящейся, чёрной в свете луны, красной только в свете факелов. Ей виделся нож, вонзавшийся довольно быстро, хотя ещё неумелому мяснику, должно быть, казалось, будто он пытается пробить твёрдый чёрный капустный кочан, так неловко у него это получалось, не то что у остальных. Под конец они с мерзейшей руганью отбросили ножи, и те мечущиеся синие тени, и кости, и грязная ругань вновь возвращаются, отмечая место, где рухнул и поднялся Змий.

Мута с трудом отогнала от себя рой видений — случившегося неделю, год, пятьдесят лет назад, — чтобы внимательно приглядеться к женщине, которую увидела сквозь щель между неплотно прилегающими камнями колокольни. Она также увидела тощего волка и узнала в нём того, её волка. Он больше не пугал её. Как он, она долгие годы так мало ела, так мало места занимала на земле, что была уверена в своей безопасности, пока хранит молчание.

Она ошибалась. Всякое чудо всё же имеет свою цену. Случайно она нашла нож, откопала в земле, и теперь у неё был хотя бы нож. Свидетельство прошлого, как кости, пули и восемь разрозненных перчаток, башмаки и выбитые зубы, — всё это она хранила в корзине возле лестницы в своём подвале памяти.

Осторожно пятясь от волка, Шарлотта снова нащупала спасительную гравийную дорогу и только тогда почувствовала себя достаточно уверенной, чтобы отвести взгляд от следящих за ней жёлтых звериных глаз, и быстро зашагала прочь, открыв беззащитную спину. Она двинулась в направлении, противоположном тому, которое, как ей представлялось, в конце концов привело бы в Урбино — к тому далёкому трактору, знаку человеческого присутствия, — побоявшись идти мимо волка.

Если отвлечься от трактора, она шла словно среди ожившего каталога Средневековья. Часослов, подумала она, остро ощутив, как меркнет свет. Белизна призрачных стад становилась ярче на фоне потемневших холмов, и небо светилось, как у художников Кватроченто, которое придавало всем их Преображениям и Благовещениям нечто пророческое, сюрреальное. Ожидая, что вот сейчас появятся ангелы и голубки, Шарлотта услышала писк летучих мышей, а потом и кожаный шорох, когда их похожие на сломанные зонтики силуэты возникли из давнего прошлого и замелькали, ловя насекомых, появляющихся с сумерками. Она проходила мимо крестьянских домов, как один пустых. Время от времени оглядывалась, не следует ли волк за ней. Но зверь остался сзади, пропал из виду.

«Fattoria Procopio»[24]— гласила написанная от руки вывеска на первом обитаемом доме, к которому она подошла ещё через милю. Выцветшая и вся в оспинах от пуль охотников, вывеска, такая же, что и на кафе в Урбино, куда Шарлотта частенько наведывалась, тем не менее была чистой, не забрызганной грязью. Похоже, единственная чистая вещь среди этой грязи, решила Шарлотта. Босховская сценка, брейгелевский крестьянский дом, тянущийся за нагромождением ломаного и ржавого полевого инвентаря и клетей, слишком плотно набитых кроликами и курами. Да, решила Шарлотта, Брейгель Младший «Адский» побывал здесь со своей дьявольской кистью и превратил то, что, возможно, выглядело идиллическим домом итальянского селянина, в жилище, достойное разве лишь забитых батраков. Эта часть «нетронутой старой Италии» стоила того, чтобы поработать над её корнями. Правда, шестёрка обезумевших мулов не красила картину. Сейчас, привязанные к кольцам в стене хлева, эти, недавно ужасные, животные смирно стояли перед шестью одинаковыми охапками сена. Дрова, какие им не удалось раскидать по лесу и склону, были небрежно свалены у дверей хлева. То ли из его недр, то ли со двора позади него доносились мужские голоса, сопровождаемые странным хором… «Дуу-да-дуу-да». Довольное фырканье и ржание мулов мешало понять, откуда несётся пение.

— Эй? — крикнула она. — Мм… с'е qaalcuno?[25]

Невесть откуда с лаем выскочила собака и бросилась на Шарлотту, но цепь остановила её. Шарлотта резко отскочила назад. Не зная, злая это собака или нет, поскольку морда одноглазого пса в любом случае казалась оскаленной из-за шрама, идущего от носа до левого уха, Шарлотта осторожно пробралась между псом и мулами по месиву жидкой грязи, мочи и навоза. Мулы косили на неё глазом, а парочка так норовила лягнуть или схватить жёлтыми зубами. Шарлотта раздумывала, удобно ли будет постучать в двери хлева, когда они распахнулись, и она оказалась лицом к лицу с человеком, которого видела с мулами в лесу; сейчас его лицо было сплошь забрызгано кровью.

— Madr' Dio![26]— Он сделал шаг назад, словно увидел чудовище. Промытые глаза в кайме мыльной пены, казалось, глядели в разные стороны.