Книга Северные волки - Елена Гуйда

— Ты же не хочешь, чтобы души твоих земляков остались неотомщенными? Правда?

— спросила она, безразлично разглядывая кровавое действо. — Убей Любимца Богов! Убей! И в награду ты получишь гораздо больше чем сладость мести. Я дам тебе силу, с которой будут считаться и северяне и христиане.

На миг Берте ее предложение показалось более чем заманчивым. И она уже хотела дать согласие…

Черная тень мелькнула между двумя застывшими женщинами. И в общую какофонию звуков влился крик ворона, отрезвивший Берту и вернувший способность мыслить. Она тряхнула копной темных волос.

— Нет!

Черты жуткого лица пошли рябью, словно кто-то бросил камень в отражение на воде. И женщина повернулась к сидевшему на дымоходе ближайшего дома огромному ворону:

— Ты не сможешь ее защищать вечно. Я все равно получу то, что мне обещано. Сизый, холодный туман окутал ее с ног до головы и спрятал от глаз Берты. Она посмотрела на черную птицу, огромную настолько, что казалась порождением древнего колдовства.

Но сказать ничего не успела. Вихрь снова подхватил ее. В этот раз вернув душу в ее тело.

Берта едва смогла открыть глаза и сделать глубокий вдох, будто вынырнув из воды. И тут же провалилась в темноту. В этот раз, слава Богу, без странных видений.

ГЛАВА 13. Господь забыл меня

Крупная дрожь била Берту. Не помогало ни вонючее варево, которым чуть не силком поил ее жрец, ни битое шерстяное одеяло, в которое она пряталась, как гусеница в кокон.

Она чувствовала острую необходимость снова оказаться среди людей. Снова почувствовать себя человеком. Живым человеком, а не бесплотным духом, блуждающем в междумирье. И пусть даже это будут кровожадные северяне. Сейчас это не было важно. Важно было снова услышать человеческую речь. Снова вдохнуть запах горячей пищи. Об остальном она подумает потом. О том, что видела и слышала.

— Это никогда не бывает легко, — сказал Хельги, забирая чашу из ее рук и протягивая кусок зажаренной на огне козлятины.

Есть ее было невозможно. То ли от того, что коза эта была ровесницей Вальду, то ли от того, что одна мысль о том, что придется ее съесть, вызывала у Берты острый приступ тошноты. Потому она просто держала его в руках.

— То, что я видела… — начала она и запнулась, не в силах задать мучивший ее вопрос.

Жрец глотнул недожеванный кусок мяса.

— Я не знаю, что ты видела. Вельвы видят нити, сплетенные норнами, жрецы — волю богов. Может быть, ты видела прошлое, может — будущее. Возможно — настоящее. Я не знаю, которая из норн открыла тебе свои знания. Единственное, что мне ведомо, судьба и твоя и моя, и Хальвдана, и даже богов в руках, плетущих и путающих нити. Они приходят к каждому, едва мир услышит его первый крик. Старуха Урд, что ведает прошлое, средняя Верданди — настоящее, и юная Скульд- предопределяя будущее и предназначение новорожденного. Они и прядут нить жизни. У кого-то она длинная и ровная. Кому-то достается короткая, с множеством корявых узлов. И если ты сейчас здесь и твоя судьба сплетена с моей, Хальвдана и Ульва, Бьерна и Снорри, других воинов… Если для того, чтобы ты приняла ее, они лишили тебя всего, то этому есть причина.

Девушка кивнула. Об этом она слышала раньше. Об этом твердили сказания старухи Гессы. Как наивна она была, считая их просто сказками.

— И ты думаешь, я смогу принять ее? — спросила Берта, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Я верю в это. И не я один.

— Гесса… — прошептала она, сжав кусок мяса так, что сквозь пальцы брызнул красноватый сок.

Хельги кивнул.

— Она была сильной вельвой. Ее не любили воины Олафа. Считали колдуньей. Не могли понять, почему еще тогда простой, но удачливый король моря, прислушивается к ее словам. И если бы не Гуннар…

— Расскажи мне. Я хочу знать, почему она всю жизнь просидела на берегу моря, выглядывая корабли с севера. Что такого хорошего она взяла от них, что не могла смириться со спокойной жизнью, отмерянной ей? Хочу понять…

— Не повторишь ли ее судьбу? — закончил за нее Хельги. — Берта, Берта… — покачал он головой, и кольца в его бороде жалобно звякнули. — Не бывает двух одинаковых нитей. Но бывают очень похожие. Я не стану пока рассказывать тебе о прошлом. Ты должна сделать выбор сама. Такова воля богов. Но потом… — усмехнулся он. — Если ты захочешь, я расскажу, как еще безусым юнцом на побегушках у Гуннара жреца, встретил прекрасную фракийку, которую в наших землях помнят и по сей день, называя Гессой Колдуньей.

Берта не стала просить дважды, понимая, что все равно не дождется ответа. Она встала и положила нетронутый кусок мяса на пень, на котором сидела.

— Гесса говорила, что у леса есть своя душа. Духи, что властвуют здесь. Пусть еда жертвенной козы достанется им.

Хельги хмыкнул. Стоящая спиной к нему Берта не видела, как радостно блеснули его бесцветные глаза. Гесса щедро делилась знаниями с внучкой. А ему останется только подтолкнуть. Совсем немного. Вернуть то, что даровано богами для его народа, туда, где место этому дару. Туда, куда еще не добрались убогие жрецы в черных рясах, не способные ни защитить себя, ни доказать силу своего бога. Доказать, что он действительно так могуществен, как они о нем говорят.

Хельги не раз встречал таких, в походах к берегам Бригии. Когда греб наравне с воинами, искавшими удачи на борту дрэкки Хальвдана. Они вызывали в нем чувство брезгливости. Даже прикасаться к таким казалось осквернением тех, кому жрец служил всю свою жизнь. А их речи о могуществе милостивого бога были столь же смешны и пусты, как и они сами. И все же Хельги понимал, как губительны зерна, посеянные служителями единого бога, для тех устоев, что сложились со времен рождения мира. Милосердие. Как глупо думать, что мир рожденный из тьмы Нифльхейма, когда-то сможет жить в мире. Само существование Мидгарда это вечный бой. И как только ассы ослабнут… Но этого не будет, пока северные воины способны держать в руках сталь.

— Я хочу вернуться в лагерь, — сказала Берта, вырвав Хельги из его нелегких мыслей.

Старик качнул головой. Звякнули бесчисленные серебреные кольца, которые он годами вплетал в бороду, отмечая тем самым каждый раз, когда боги отвечали ему на заданные вопросы. Придет время и он предстанет перед отцом богов. И тогда ему не составит труда вспомнить каждый их совет, каждый ответ на его вопрос.

— Идем Берта, — сказал он поднимаясь с еще по-весеннему холодной земли. — Нас уже заждались.

На миг на лице девушки мелькнуло сомнение. Но она упрямо тряхнула волосами.

— Возьми, — протянул он ей маленькое серебряное колечко на раскрытой ладони. — Вплети в волосы, чтобы не забыть.

Она не стала спрашивать, что ей нужно помнить. Приняла подарок жреца, зажав его в кулачке. Другой рукой она все так же стягивала на груди одеяло. Ей все еще было холодно. Она все еще дрожала, как осиновый лист на ветру. А еще она хотела смыть с себя липкий страх и засохшую кровь, все так же покрывающую шею и грудь, которую она прятала за разорванным воротом платья. Как добрая христианка, она должна была бы смутиться. Возмутиться. Разозлиться на человека, что касался ее обнаженного тела. Но, наверное, слишком устала. Или же это постепенно таяла ее и без того слабая вера в Христа.