Книга Невеста смерти - Лидия Миленина

— Получается, забрав меня, ты нарушил волю Всевышнего? — спросила она у Доминика. — Ты нарушил ход вещей, и хочешь скрыть это от начальства!? Так?

По лицу Доминика пробежала судорога.

— Никто не может нарушить волю Всевышнего! — отрезал он. — Даже она. Я… — он на несколько мгновений замолчал, пожевав губами. — Когда я забрал тебя, я не нарушил законов. Нет правила, запрещающего забрать клиента себе. Просто до этого никто так не поступал.

«Хм… правила нет… То есть чисто теоретически, какой-нибудь другой «смерть» уже давно мог собраться себе «гарем»..» — подумалось Алисе. Это Доминик так не поступал прежде. А про похождения других «смертей» мы ничего не знаем.

— То есть, ты пока что скрываешь от начальства, мое присутствие здесь? — продолжила допытываться она.

— Не скрываю, — неожиданно спокойно после его вспышки ответил Доминик. — Но докладывать о содеянном не пойду. Чем дольше никто не знает — тем тебе же спокойнее… Никаких законов я не нарушил.

— Но… раз я должна была умереть…

— Хочешь умереть?! — Доминик вдруг поднялся со стула, сделал шаг, и навис над ней буравя взглядом. — Думаешь, это было бы лучше?!

— Нет, я… — она вроде бы и не боялась его уже, но сейчас… неожиданно стало опять страшно. Холодок пробежал по спине.

— Вы люди, не цените того, что у вас есть — вашей дурацкой бесценной жизни! Не цените, готовы бросить ее из-за … вашей гордости и глупых амбиций. Я не отправлю тебя обратно, чтобы ты умерла. И не буду привлекать внимание к тебе, чтобы сохранить твой покой. Если тебе не важна твоя жизнь — она важна мне.

…«Ишь ты, как разговорился…» — пронеслось у Алисы.

Она смотрела на него снизу вверх, когда ужас сковал ее целиком — стальная рука, горячая, неудержимо-сильная коснулась ее горла.

«О Господи! Не нужно было злить его, давить на него! О чем я вообще думала! Он ведь даже не человек!» — подумала Алиса. Паника забилась в горле, том самом горле, которого коснулись горячие твердые пальцы.

Но он не сжал ее шею, не вздернул на ноги. Пристально глядя на нее, лишь коснулся горла, провел, словно обводя контур, до бьющейся жилки, скользнул на подбородок.

Алиса забыла, как дышать. От его прикосновения было …до невозможности страшно, до холода по спине и потери речи. Словно ее трогал дикий зверь, от которого неизвестно чего ожидать. А с другой — теплые щекочущие мурашки разбегались по телу. Острые, проникающие по кожу. Странно ощущение. Ее трогает сама, то есть «сам» «смерть»… Это холодно. Липкий холодный ужас. И это … интересно.

— Доминик, прости… — прошептала она, надеясь, что «зверя» можно уговорить, укротить. — Я ценю, что ты спас мою жизнь…

— Правда?! — двумя пальцами он развернул ее лицо так, чтобы заглянуть ей в глаза. — Уверена?! — его взгляд буквально пытал, казалось, проникал до самого затылка. — Я не заметил.

— Правда, спасибо, тебе… — Алиса не нашла ничего лучше, чем поблагодарить, не вдумываясь в то, сколько на самом деле благодарности испытывает. В конечном счете, в первую очередь ей нужно выжить, тут у него. Ничего, если она скажет спасибо за то, за что принято благодарить. За спасение своей жизни.

— Встань, — он неожиданно убрал руку от ее лица, обошел, встал сзади и положил обе ладони ей на плечи. Тяжелые ладони, и не скажешь, что совсем недавно они таяли и становились на ощупь похожи на вату. «Как мне встать-то, господин смерть, если ты придавливаешь меня к стулу!» — пронеслось у Алисы.

И все же, конечно, он встала. С громко бьющимся от тревоги сердцем, с засевшей под кожей тревогой.

Не отпуская ее плечи, он развернул ее к стене, на которой висело большое зеркало. Заставил сделать несколько шагов к нему. Алиса увидела свое отражение — испуганное, с отчаянно горящими глазами лицо, стройную фигурку. И сзади — высокого, мощного Доминика. На его фоне она казалась самой себе тоненьким деревцем подле огромной скалы.

— Не трясись. Не сделаю тебе плохо, — сказал он вдруг. Одна рука снова скользнула ей на шею, обвела контур ключиц, подбородка….Чуть-чуть потянула назад, заставляя немного запрокинуть голову. — Хочу, чтобы ты поняла. Видишь это? — твердые пальцы как-то … жадно коснулись ее щеки, погладили, опять пробежалась по шее, разгоняя по телу тревожные искры.

— Нежность, красота, изящество, — продолжил он глубоким твердым голосом. Другой рукой приподнял ее кисть. Алиса уже не знала что ощущать, когда ее рука снова оказалась в большой ладони Доминика. Тряслась, как заяц. И в тоже время — послушно следовала взглядом за его движениями.

… И была вынуждена признать его правоту. Ее тело ей нравилось. Тем более, что Алиса хорошо за ним ухаживала.

— Посмотри: тонкая, грациозная, красивый изгиб, — видимо он имел в виду ее руку. — В аварии все это бы поломалось, смялось. Превратилось в кости и кровь. Если бы не было аварии — прошли бы годы, и все это исчезло б. Иногда мне кажется, что я вижу, как время уносит вот это все… Ваши тела устают от времени. Твое теперь не устанет. Останется таким, столько сколько ты здесь. Если тебе все равно, то мне нет. Я не позволю тебе это все потерять.

«Что-о…?», — зафиксировал изумленный, давно измученный разум Алисы. — «Твое теперь не устанет… Не хочет ли он сказать!».

— Ты хочешь сказать, что… я не состарюсь здесь? — Алиса сделала инстинктивный шаг вперед — он не препятствовал — и обернулась, чтобы заглянуть ему в лицо. Слишком невероятно…

— Не состаришься и не умрешь, — спокойно ответил он. — Я хочу так. И так будет.

Алисе показалось, что она задохнулась. Словно потеряла способность дышать. Насколько ошарашивающим было сказанное им. «Я так хочу. И так будет», — эхом пронеслось в ушах.

Кто не хочет жить вечно? Ну, может быть не вечно, но очень долго. При этом еще и не стареть, как, допустим, эльфы в книгах фэнтези. Многие хотят. Но есть и те, кто понимает подводные камни, что таятся в этой заманчивой перспективе. А главное, встает вопрос, как именно жить. Где, с кем, в каких условиях…

То, на что обрек ее Доминик — теперь понятно, что по своей прихоти, она просто понравилась ему внешне, и он захотел любоваться ее красотой, пока не надоест, как вот он любуется своим садом… — это бесконечная скука и одиночество. Одиночество в золотой клетке, из которой она не может выйти, просто потому что иначе умрет. Одиночество с пушистым медведем и этим потусторонним существом, которое вряд ли ограничится тем, чтобы «только любоваться».

Бесконечное существование, которое опротивеет ей, надоест, станет казаться бессмысленной чередой однообразных дней. Алиса считала себя сообразительной, да и чувства однозначно подсказывали, что будет именно так.

Возмущение комом застряло в горле. Она набрала воздух в грудь, чтобы … то ли разрыдаться, то ли сказать ему, что это… чудовищно. Чудовищнее внезапной смерти и нормального человеческого старения. И … остановила себя.