Книга Медицинская академия им. Макоши. Спецкурс - Елена Кутузова

«Там», это, видимо, на Кромке.

Вот только возвращаться туда мне совсем не хотелось. Перед глазами стояла та черная пустота и странные, невесомые щупальца, от которых чернильной кляксой растекался ужас.

Сдвоенные уроки пролетели быстро. В нас действительно пытались впихнуть двухлетний курс за ограниченное количество времени, отчего к концу третьей пары голова гудела, как пустой котел. А ведь в расписании еще анатомия стояла!

Толстый учебник весил больше, чем остальные вместе взятые. На уроки было велено принести не только толстую тетрадь, но и альбом, фломастеры и цветные карандаши. Однокурсники посмеивались: наверное, перепутали с уроком рисования.

Все оказалось сложнее.

Учитель сразу заявила, что не педагог — те остались в школе. Она — преподаватель, от слова «преподавать». И если мы не желаем учиться сами, то бегать она ни за кем не собирается. А вот спрашивать наличие домашнего задания

— будет. У всех. И очень строго. Ибо анатомия и физиология — суть основа медицины.

Дав несколько минут на осмысление, учитель начала урок. Слушать об истории предметов было скучно, а уж когда начались имена! Ну, ладно Пирогов, Авиценна или Гиппократ! Об этих-то каждый слышал. А вот Гарвей, Андрас Везалий или Шванн сводили с ума.

Ну кому это надо?

Через десять минут стало ясно, что моя ненависть к медицине взаимна. И что я или нахожу способ свалить, или… не доживаю до выпуска.

А еще вездесущая Майя! Когда я выползла наполнить чайник, она сочувственно покачала головой и прошептала в ухо, словно секретом делилась:

— Анатомичка у вас — зверь. Но предмет знать будешь. И что мой тебе совет: учи все, что задает, иначе… — движение ладони возле горла было понятно даже идиоту.

— И поешь перед спец, он может затянуться.

— Я не пойду! — желания возвращаться на Кромку не было ни капли.

— Да ладно! — Майя опешила. Не картинно, а на самом деле. — Тебе что, параллельные миры неинтересны? Да ученые и фантасты жизнь готовы отдать за возможность хоть одним глазком…

— Я не ученый, и тем более не фантаст. Я человек, которого насильно отправили в этот дурдом Поверь, все, о чем мечтаю — свалить как можно быстрее и как можно дальше.

И ушла к себе. Только услышала изумленное:

— Вот дела-а-а!

Вот наивная! Не видела я этой «сказки» шестнадцать лет, и еще бы три раза по столько не видела! Вместе с долбанным училищем. Пардон — Академией. И Макошью заодно.

4.2

Но прогулять просто так занятия… Мне уже рассказали, чем такое чревато: замучаешься допуск добывать. И это в училище! В Академии, наверное, еще строже. Пришла пора включать фантазию! А она у меня безграничная!

Ну, и хронический тонзиллит помог. В детстве я много и часто простужалась, горло болело почти всегда, результат — увеличенные миндалины. Они особо не беспокоили, поэтому удалять их не стали. А классе в пятом я сообразила, что простуда — прекрасная отмазка для школы.

Может, и здесь прокатит?

Заглянув в горло, фельдшер ахнула:

— Сильно болит?

Я покивала, привычно делая вид, что не могу говорить. Результатом была справка- освобождение от сегодняшних занятий и приказ немедленно обратиться в поликлинику.

Получилось!

Я занесла справку в деканат и позвонила маме. Удивительно, что она до сих пор не раскусила обман.

Вот и теперь — примчалась немедленно. И забрала домой — лечиться.

— Вот и оставь тебя одну на несколько дней! Ледяную воду пила? Или мороженым объелась? А, может, ночью окно не закрыла, продуло?

Я только кивала, радуясь, что «больное горло» спасает от ответов.

Дома мне развели полоскание и велели лечиться. Противный привкус лекарство я считала платой за свободу от занятий.

Зато можно было не думать об Академии. И разработать план побега. Надо только мамин настрой прощупать! Может, отыщу слабое место.

— Ничего себе! — послышалось из большой комнаты, папа как раз включил телевизор.

По всем каналам передавали одну и ту же картинку — на перегоне столкнулись пассажирский и товарный поезда. Последний вез мазут, который разлился. Пожар признали беспрецедентным.

Стена огня, пожирающего деревья и валяющиеся на боку составы, вызвало острое чувство дежавю. А мечущиеся фигуры только его усилили.

Врачи, пожарные, МЧС… теперь я видела в их работе упорядоченность. И знала, кого будут спасать в первую очередь — людей с красной и желтой нитками на запястьях.

Это было страшно.

— Тоня? Тонечка? Тебе плохо? — мама пощупала лоб. Ее рука была холодной. — Температура, так и знала! Марш в кровать!

Я не сопротивлялась. Но, свернувшись калачиком под одеялом, видела плачущих людей, крики обожженных звучали, как наяву. А еще я знала: тот мужчина, который только что давал интервью — погибнет. Потому что я видела его, неподвижно лежащего на деревянных носилках, с черной ниткой на запястье, и берегиня осторожно закрывала его лицо белой тряпицей.

Но ведь были и другие! Были те, кто выжил! И, если Баба Яга права, они уцелеют и в этом аду!

Думать, а тем более вспоминать не хотелось. И организм ответил на нежелание тяжелой, затяжной болезнью: ангина перешла в бронхит, я провалялась в кровати почти месяц. И окончательно решила, что не вернусь в Академию. Все эти походы на Кромку, геройства ради спасения чужих жизней не для меня. Если останусь, о спокойствии можно забыть.

Главной проблемой оставалась мама. Теперь, после поступления, она окончательно видела меня в медицине.

Ну да ладно! В конце концов, не всем быть спасателями! И на «Скорой» не всем работать. Устроюсь куда-нибудь в кабинет, и буду жить тихо мирно, без катастроф и ужасов.

Но в академии считали иначе.

— Ты много пропустила, — первое, что сказал при встрече Павел Семенович. — Надо нагонять. Готова работать?

— Нет, — я ошалела от собственной наглости и не представляла, чем может закончиться этот бунт. — Я не хочу на Кромку. Я не хочу учиться в академии. Хватит и училища!

Куратор помрачнел:

— Рекомендую подумать. С твоим Даром…

— Что мне с того Дара? Помогает кому угодно, только не мне. Подруги ржут, прозвища придумывают. Даже не уговаривайте, я все решила!

— И все-таки, не торопись!

Спецкурсники были не столь деликатны:

— Дура ты, Тоня, — сходу залепила Майя. — Другие бы душу за такую возможность отдали…

— Готова поменяться!

— Ну чего пристала к человеку? Не видишь — не на своем она месте, — Кирилл поставил на плиту чайник и сунул в микроволновку всегдашние бутерброды. — Хуже нет, чем заниматься тем, что ненавидишь.