Книга Чёрная вдова - Светлана Логинова

Женечка хотела было зареветь, но быстро сообразила, что не стоит этого делать. Папа — не мама, с ним лучше не фокусничать. Маме она так и не рассказала об инциденте с соседской Галькой и о разговоре с папой.

Когда Женя окончила седьмой класс, Романа Викентьевича перевели служить в Ленинград. Поселились они на Васильевском острове, на Малом проспекте. В девятом классе Женя перешла в другую, престижную школу с английским уклоном. Отношения с одноклассниками после одного случая в самом начале учебного года как-то сразу не заладились. Ее не то чтобы полностью отвергли, просто игнорировали, словно Женя была пустым местом.

А случилось вот что. В конце сентября по инициативе ребят должно было состояться классное собрание. Одноклассники, видя, что Женя собирается уходить, попросили ее задержаться минут на десять. Одна из девочек подошла к ней вплотную и громко шепнула:

— У нас всего один вопрос… Это быстро…

— Что за вопрос?

— У Сашки Грибанова отец летом умер и мать больна. У них очень тяжелое положение в семье… Ну, мы и решили помочь немного. Надо обговорить, по сколько собирать будем, а может, еще что придумаем. Только тихо… Сашка здесь еще…сейчас Толик его уведет…

Женю захлестнула горячая волна злости. Вот, оказывается, что! Помочь они решили! А когда она второго сентября потеряла во время перемены золотую сережку и плакала, расстроенная, почти весь следующий урок, никто из одноклассников не подошел к ней успокоить, не говоря уж о том, чтобы спросить, как ей можно помочь, хотя знали, что случилось, а тут, пожалуйста, — и сочувствие, и денежки. Не на такую напали! Женя холодно посмотрела на стоящую напротив нее невзрачную худенькую девчушку и произнесла громко и внятно:

— У меня нет лишних денег. И вообще, я не понимаю, зачем вы их собираете? Может, будете теперь каждую неделю заниматься… — она запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, — вымогательством?!

В классе воцарилась гробовая тишина. До Жени дошло, что она перешагнула границу дозволенного. Чтобы хоть как-то спасти положение, она бросила с иронией:

— Ладно, принесу сколько надо… А сейчас мне некогда, в балетную студию спешу. И нечего так смотреть на меня!

Мама, заметив в тот день раздражительность дочери, поинтересовалась: что случилось? Женя, умолчав об инциденте с одноклассниками, заявила, что никто с ней не хочет общаться:

— Они объявили мне бойкот. Я, видите ли, чужая. Думают, наверное, что я к ним на коленях приползу и буду умолять: «Ах, дорогие мои, поговорите со мной!» Как бы не так! Да пошли они все… Переживу!

Расстроенная Тамара Сергеевна, не говоря дочери ни слова, на следующий день отправилась в школу. После ее посещения классная руководительница оставила ребят после уроков, чтобы выяснить причину конфликта. Все это еще более углубило неприязнь одноклассников к Жене, а сама она, узнав о мамином походе к директору школу, устроила дома такую истерику, что Тамара Сергеевна потом целый вечер пила лекарства.

Деньги у Жени одноклассники не взяли, заявив, что и без нее обойдутся. Если она кого-то о чем-то спрашивала, ей могли просто не ответить. Даже парни смотрели на нее, словно на неодушевленный предмет, хотя она была привлекательной девушкой.

Женя переступила через свою гордость и попросила папу, откровенно рассказав ему — конечно, в своей интерпретации — историю с деньгами: сходить к директору и попросить перевести ее в другой класс. Роман Викентьевич молча выслушал дочь и тяжело вздохнул:

— Знаешь, девонька, боюсь — если ты не изменишься, будут у тебя в жизни серьезные проблемы. Запомни простую истину: относись к людям так, как хочешь, чтобы они к тебе относились.

По просьбе Романа Викентьевича девушку со второго полугодия перевели в параллельный класс, где Женя, сделав определенные выводы из сентябрьской истории, сразу постаралась найти контакт с новыми одноклассниками.

В десятом классе мама стала усиленно искать для Жени место в балетных труппах Ленинграда и Москвы, предприняв даже несколько поездок в первопрестольную. Тамара Сергеевна имела очень обстоятельный разговор с преподавательницей дочери Ириной Петровной, в прошлом известной балериной, посоветовавшей найти для девочки другое занятие.

— У Жени средние данные, звезд с неба она не хватает, — объясняла балерина. — К тому же слишком обидчива, критики не выносит. Вижу, что старается, но не все у нее получается.

— Так может быть, ей побольше заниматься? Мы могли бы оплачивать дополнительные уроки…

— Это ничего не даст. Дело в другом… Может быть, вам и удастся пристроить Женю куда-нибудь, если, конечно, она пройдет конкурс… Но вряд ли она сделает в балете карьеру. Давайте будем откровенны: кость у нее тяжеловата, и рост большой. Это замечательно, но не для балерины.

Тамара Сергеевна не желала верить Ирине Петровне. Но страшнее всего новость о том, что ей придется оставить балет, оказалась для самой Жени. Балет — это единственное, что ее привлекало. Она часто мысленно представляла себя если не примой, которой рукоплещет публика, то, по крайней мере, одной из ведущих танцовщиц балета. Для этого Женя могла работать у станка часами и терпеть голод, отказывая себе в пирожных и шоколаде. И что же? Если у нее что-то немного не получается, то сразу надо ставить крест на мечте о карьере? Положить балетную пачку в шкаф и никогда не надевать ее?

Женя вертелась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон. Мама сказала, что Ирина Петровна считает ее тяжеловесной и рослой. В чем-то преподаватель, безусловно, права. За последний год Женя здорово вытянулась, но называть ее тяжелой — это уж слишком. Она как тростинка, а надо будет, еще сбросит два-три килограмма.

Женя, несмотря на кровоточащую рану в душе, продолжала заниматься, улыбаясь Ирине Петровне, словно не знала мнения последней о себе. В марте она провалила первый конкурсный отбор в балетную труппу, в мае — второй. Ирина Петровна, зная о неудачах и видя, как страдает девушка, посоветовала ей сходить в мюзик-холл. Женя восприняла сочувствие преподавательницы как оскорбление: ее — молодую, красивую, старательную — в кордебалет?! Ни-ког-да!

Приближалось время выпускных экзаменов.

Глава 8

Услышав о том, что у Ивики будет ребенок, Эдвард быстро прикинул, что они познакомились с ней в баре три с половиной месяца назад. Он оказался в этом баре, расположенном в пяти кварталах от дома, где снимал небольшую квартирку, случайно: просто в тот вечер у него не было желания встречаться с Джи — симпатичной худенькой китаянкой, отношения с которой стали для Эдварда обременительными. Намереваясь развеяться, он позвонил приятелю, и они отправились искать новое «питейное убежище». Сияющий зелеными неоновыми буквами бар «Крэйзи», из открытой двери которого грохотал рок, показался им вполне приемлемым для того, чтобы скоротать в нем вечер-другой. Внутреннее оформление бара выглядело вполне прилично, да и негров, которых недолюбливал приятель, открыто называвший себя расистом, почти не было.