Книга Арабский халифат. Золотой век ислама - Юлиус Велльхаузен

Глава 2

АЛИ И ПЕРВАЯ МЕЖДОУСОБНАЯ ВОЙНА

Согласно аль-Мадаини, который ссылается на Абу Михнафа, Наиля, вдова убитого халифа Усмана, отправила его окровавленную одежду Муавии с описанием обстоятельств убийства, в котором она процитировала пророческие слова из Корана, сура 49, 9. В самом позднем рассказе Сайфа, который сохранился у ат-Табари, говорится, что Нуман ибн Башир привез в Дамаск окровавленную одежду Усмана и отрезанные пальцы Наили. Здесь прибавлены пальцы, поэтому сама Наиля уже не вписывается в рассказ. Далее Сайф говорит, что Муавия выставил страшные реликвии в мечети, чтобы растревожить сирийцев. Они лежали на всеобщем обозрении целый год, потому что как раз прошел год между смертью Усмана и сражением при Сиффине. Аль-Мадаини, цитируя Авану, передает только то, что на глазах у Джарира, которого Али прислал потребовать принесения присяги, Муавия разжег мстительность сирийцев и тем самым произвел желаемое впечатление. Таким образом, все это было всего лишь подделкой, чтобы внушить Али страх и помешать ему напасть на Муавию. Согласно аль-Вакиди, не Муавия подстегивал кого бы то ни было против Али, а наоборот. В дошедших до нас строках его двоюродный брат аль-Валид ибн Утба упрекал его за обмен письмами с Али вместо того, чтобы приступить к исполнению родственного долга – мести. По характеру Муавия был дипломатом и совсем не хотел развязывать войну с Ираком, потому что в то же время ему угрожали византийцы, а также и египтяне, которые были сторонниками Али. Он не стремился к халифату, его амбиции, по крайней мере сначала, заключались только в том, чтобы удержать сирийскую провинцию и прибрать к рукам Египет, который он не смел оставить своим противникам, если хотел защитить свои тылы. Амр ибн аль-Ас также побуждал его сделать это, так как считал мятеж против Усмана средством достижения цели и приложил все усилия, чтобы вернуть себе принадлежавшую ему прежде провинцию, и после смерти старого халифа заключил почетный, но прагматичный договор с Муавией, чтобы добиться этого. Так что Муавия и Амр сначала выступили против Египта и сумели обмануть Мухаммеда ибн Абу Хузайфу, тамошнего наместника Али, и захватить его в плен, но потом им пришлось повернуть, чтобы встретиться с самим Али. Али был агрессором, он претендовал на место халифа и правителя всего царства. Утвердившись в Ираке и закончив подготовку, он оставил главный лагерь в Нухайле близ Куфы[35] в конце 36 года (весной 657 года) и отправился на запад, где объявилось некоторое число басрийцев. Муавия и Амр ждали его на сирийской границе на Сиффинской равнине у Евфрата, недалеко от Ракки.

Рассказ о битве при Сиффине у ат-Табари – это практически полностью пересказ Абу Михнафа. Али с основным корпусом сил пошел обычным путем, которым передвигались войска, вдоль Тигра, а затем через Месопотамию. Рядом с Каркисией его встретил его собственный авангард, который на самом деле должен был идти по правому берегу Евфрата. После пересечения Евфрата близ Ракки у римской стены их встретил сирийский авангард, который отступил, не завязывая боя. Когда они намеревались разбить лагерь, выяснилось, что сирийцы заняли подходы к воде, то есть к Евфрату, и, так как прекраснодушные увещевания оказались бесполезны, сирийцев отбросили силой, но не отрезали от воды. В течение двух месяцев – зуль-хиджи 36 года и мухаррама 37-го – войска стояли лагерями друг против друга. Наконец в среду 8 сафара 37 года (в среду 26 июля 657 г.) началось общее сражение, которое продолжилось утром четверга с еще большей энергией. Сирийцы были лучше вооружены и имели гораздо более воинственный вид, чем иракцы. Перед лицом отборных сирийских войск йеменцы Куфы на правом фланге Али дрогнули, несмотря на отчаянное мужество их чтецов Корана. Но к вечеру Малику аль-Аштару удалось их сплотить и заставить врага шаг за шагом отступить в лагерь. Битва длилась всю ночь до утра, это была настоящая «Лайлат аль-харир», «Ночь воплей», а не ночь Кадисии[36]. Муавия обдумывал возможность бегства, и аль-Аштар едва не одержал победу, как вдруг он позволил ей выскользнуть у него из рук и опустить меч после повторного приказа Али. Сирийцы привязали Кораны к своим копьям, тем самым призывая решить дело не силой оружия, что угрожало обернуться для них неблагоприятно, а словом Божьим. Иракцы позволили себя обмануть и заставили Али под угрозой личной расправы прекратить бой и уступить Муавии. По предложению последнего, чтобы решить по Корану, кому должна принадлежать власть, были выбраны два верных человека: Амр от сирийцев и Абу Муса от иракцев. Решение предполагалось объявить в месяц рамадан в местности, расположенной между Сирией и Ираком. Повествование Абу Михнафа о Сиффинской битве очень длинное, в стиле рассказов о битвах при Кадисии и Нехавенде. Много места уделено истории событий, прежде чем началось описание реального сражения, и, хотя в месяце мухаррам ничего не произошло, предыдущие и последующие месяцы заполнены, можно сказать, одним и тем же, сначала планами и приготовлениями к прощупыванию почвы по поводу заключения мира, а потом, после провала этих инициатив, отдельными стычками, в которых Абу Михнаф имеет возможность изобразить видных сторонников Али и Муавии. Хотя во второй раз имена участников меняются, это не отменяет сходства материала, поэтому можно заключить, что прелюдия в месяце зуль-хид-жа действительно совпадает с прелюдией в сафаре и не отделена от фактической битвы на всем протяжении мухаррама. Таким образом, время ожидания перед битвой должно быть значительно сокращено. Не может быть никаких сомнений в том, что обе стороны испытывали определенное нежелание продолжать попытки решить вопрос силой оружия. Они не спешили начинать. Может быть, с этим связана и старинная традиция не проливать кровь в мухаррам[37]. Ад-Динавари и аль-Масуди приводят стих, который намекает на это: «Осталось всего несколько дней мухаррама, и тогда кости будут брошены». Мы не располагаем четкой картиной хода сражения, его описание такое же запутанное, каким было и оно само. Мы, разумеется, снова и снова находим систематические описания распределения и расположения войск и руководства ими, но описания не совпадают друг с другом и поэтому не имеют практической ценности для того, чтобы составить мнение о реальном ходе боя. Повествование представляет собой скопление преданий о тех или иных эпизодах, изложенных с точки зрения одной стороны, и попытки составителя сплести их в некую единую мозаику терпят неудачу. Внутренняя связность отсутствует, за деревьями не видно леса. Каждый очевидец склонен видеть в расположении своего племени центральную точку и приписывать главные подвиги своим героям. Только у потомков настоящим героем дня становится Малик аль-Аштар, но как таковой он открыто восхваляется только в стихах поэта Наджаши, который лично принимал участие в битве. «Сирийцы непрестанно напирали вперед; тогда мы вывели против них таран Ирака, и аль-Аштар отбросил их назад». Но за это свершение аль-Аштар оказывается на одном уровне со многими другими, чьи дела удостаиваются не меньшего прославления[38]. Помимо вождей племен, сам Али занимает в повествовании особое место рядом со своим двоюродным братом Ибн Аббасом. Большой упор делается на тот факт, что чтецы удержали свои позиции, в то время как другие бежали от сирийцев, и что они приняли смерть за Али; они становятся мучениками за него и своим примером дают самое убедительное доказательство справедливости его притязаний. В качестве вождей упоминаются Ибн Будайль, Хашим ибн Утба и особенно старый Аммар ибн Ясир, о котором, как сообщается, пророк сказал, что он падет в битве с безбожным народом. Аль-Аштар по сравнению с ними уходит в тень. Более поздние рассказчики недолюбливают его, возможно, потому, что, подобно Сайфу, считают его революционером. Аль-Масуди и аль-Якуби ничего о нем не говорят и приписывают все заслуги верховному командованию Али. Ат-Табари поступает так же, а вот Абу Михнаф так далеко не заходит. Он сочувственно описывает блестящий мужественный облик йеменского героя и признает воздействие его сильной личности. Он не остался там, куда поставил его Али, но встал во главе своего племени – бану наха; его энтузиазм и инициативность сделали его лидером племен хамдан и мазхижд, и вместе с ними он одержал победу над сирийцами. Кроме того, он был единственным разумным человеком, когда другие позволили обманом лишить себя военной славы, подлинным арабским аристократом в противовес благочестивым фанатикам и равнодушным или хитрым политикам.