Книга Просто о любви - Татьяна Алюшина

— Хватит! — приказала себе госпожа Игнатова строго. — Все! Набаловалась! Давай напрямую!

А напрямую, откинув пенообразный камуфляж предлагаемых поводов своего беспокойства и бессонницы, выходило только одно.

— Итак, Станислава Романовна, — обратилась она к себе, — по всему получается, что угодила ты со всего размаху в обстоятельства непреодолимой силы, именуемые в народе просто и изящно: попадалово! Или, по-домашнему, с намеком на изыск: попадос! Поздравляю!

Она включила чайник, достала чашку, заварку и машинально заварила себе чаю — а что еще делать в три часа ночи на кухне после таких открытий? Оно, конечно, можно и коньяку либо водочки дернуть за помин былой беззаботной жизни, но у крайне редко пьющей Стаси спиртного в доме не имелось.

Попивая маленькими глотками обжигающий чай у кухонного окна, Станислава разглядывала ночной урбанистический пейзаж.

О чем думает женщина, стоя ночью у окна? Как правило, о горестном и печальном — в радости спят счастливо и сладко, смеются и делятся ею с окружающими. О фатальном размышляют в одиночку.

Ночью у окна. И днем, и утром, и вечером, и не только у окна — везде.

Ну и чем таким она мучается? Какое такое горе-то?! А?!

Руки-ноги на месте, голова тоже, работа есть, деньги зарабатывает, родственники — слава тебе, Господи! — живы-здоровы и в полном порядке!

— Что ты переполошилась? Ничего же не случилось! — сделала она последнюю попытку уговорить свое мечущееся сердечко.

Быстро поставив чашку на подоконник, пока не передумала, Стаська на цыпочках пробежала через коридор в спальню, стараясь не шуметь, вошла, включила ночник у кровати и стала рассматривать причину своего «попадалова».

Степан Сергеевич Больших спал, перевернувшись на спину, раскинув руки и ноги, как в русском поле, предоставившем просторы для отдыха, практически скинув с себя одеяло, лишь уголком прикрывшее часть левой ноги и кусочек боксерских трусов с незатейливым рисунком ромбиком — любуйтесь! — во всей красе полностью соответствующего фамилии тела.

Сон и отдых, пусть и непродолжительный, но исцеляющий, немного стер серый оттенок с кожи лица, поубавил теней вокруг глаз и височной желтизны.

«Сколько ему лет? Виски седые, и в волосах пряди седины, морщины. Мужские такие морщины. Я о нем вообще ни черта не знаю!» — думала Стаська, совершенно бесцеремонно, без глупых зазрений совести разглядывая спящего мужика. Она постояла еще немного, порассматривала его, вздохнула тихонько и вышла, выключив свет.

«Странная штука жизнь! — смиренно рассуждала Стася, вернувшись к своему чаю и оконным наблюдениям. — Человек привыкает к определенным обстоятельствам, уживается в них удобно, и ему кажется, что это навсегда. Мы никогда не готовы к переменам, и ничто не предвещает, не предупреждает, но в одну секунду происходит что-то — и бац! Ты в новых обстоятельствах, и «здравствуй, новая жизнь!». Ехал себе, ехал, подпевал песенкам из радиоприемника, пукал, радуясь одиночеству в собственной машине, — и хлоп! Авария или человек выскочил прямо тебе под колеса, и ты виноват! И все! Привет семье — попадалово полное! Или голова закружилась пару раз, ты к доктору, а он тебе диагноз из серии «Вы теперь инвалид!». Да что угодно! В один миг! Вон, инфаркт у соседа, а тебе дверь такой вот доктор открывает! Приплыли! Все!»

Станислава Романовна Игнатова, разглядывая пустынную ночную улицу через кухонное окно, с ясностью прозрачного утра понимала, что у нее началась новая жизнь.

С того момента, когда заспанный мужик в не застегнутых до конца джинсах распахнул перед ней дверь, началась ее новая жизнь.

До этого была старая, без Степана Больших и намека на возможное его присутствие в пространстве.

А теперь началась новая.

И наверняка все так же без его непосредственного присутствия в этой ее новой жизни. Теперь Станислава Игнатова живет со знанием, ежесекундным осознанием существования в этом мире, городе, в одном временном пространстве, в параллельных непересекающихся проживаниях Степана Больших — это да!

Фатально и навсегда.

Инъекция в кровь, двадцать пятый кадр кодировки мозга.

А вот вместе, рядом, одной жизнью — господи боже мой! — извините, мадам Игнатова, с вашим-то везением…

Это не влечение, не влюбленность, не страсть безумная, все гораздо хуже и уж точно из разряда судьбоносных дел.

Назвать это любовью не позволял разум.

Что такое есть в этом мужике, отчего в один момент, в одну секунду перевернуло ее жизнь, вломившись без спросу, став жизненно необходимым?

— И стою я такая, «по колено в шоке»! — подытожила уравнение, не складывающееся в однозначный ответ, Стаська. — Ну и ладно! Чего уж теперь!

Еще посмотрим!

Она выплеснула остатки чая в мойку столь резким жестом, что получившая свободу жидкость плеснула о борта, послав порцию брызг на шелковую пижаму Стаси.

— Все предатели! — поругала обстоятельства Стаська.

Она забралась в уютное тепло дивана и громко дала себе установку:

— Я сплю! И ни о какой такой фигне не думаю!

Взбила подушки, устроилась на боку, подоткнула вокруг себя удобненько одеяло, повозилась и затихла, настраиваясь на сон.

Минут через пять наступившей ночной тишины раздалось громкое и четкое заявление.

— Твою мать! — обозначила обстоятельства Станислава Романовна, обладательница знаний в совершенстве четырех иностранных языков, дочь известных талантливых музыкантов и племянница бомондной княгинюшки, на дополнительном пятом, факультативно-народном языке.

Степан проснулся от настойчивых требований организма посетить туалет, а по-простому: отлить как можно быстрее, и никак не мог сообразить, где он находится.

Имеющиеся в памяти варианты никоим образом не соответствовали обозреваемой обстановке и интерьеру данной комнаты.

Проснуться неизвестно где и, самое главное, неизвестно у кого, на невменяемых размеров кровати, неслабо, но для начала хотелось бы ясности.

Потерев с силой ладонями лицо, чтобы сбросить остатки сонливости, Степан сел на кровати и осмотрелся более осмысленно. На соседней, не тронутой ничьей головой подушке — слава тебе, господи, не все так запущено — на самом видном месте лежал лист формата А4. Большими, четкими, почти печатными буквами, для плохо читающих и малограмотных, по всей видимости, послание сообщало:

«Ушла в магазин. Скоро вернусь. Если проснулись в мое отсутствие, пожалуйста, чувствуйте себя свободно, как дома. Если Вы захотите принять душ или ванну, на стуле для Вас приготовлено свежее полотенце. Средства до и после бритья найдете в ванной на полке, там же на выбор шампуни и мыло. Если Вы очень сильно голодны, на столе в кухне есть дежурные бутерброды — прошу! Чай, кофе там же, выставлены на стол.

Кстати, добрый день, Степан Сергеевич!»