Книга Черные реки сердца - Дин Кунц

Пока «Битлз» пели «И я любил ее» и «Скажи мне почему», Рой с нежностью держал в руке руку своей покойной подруги, не обойдя вниманием прекрасную меблировку комнаты, картины и предметы искусства, сочетание теплых тонов в тканях, хотя и различного качества и расцветок, но тем не менее прекрасно гармонирующих.

— Ужасно несправедливо, что тебе пришлось закрыть свою контору, — сказал он Пенелопе. — Ты была прекрасным художником по интерьеру. Нет, серьезно, дорогая. Это действительно так.

«Битлз» все пели.

Дождь стучал в окна.

Сердце Роя было переполнено высокими чувствами.

Глава 3

Рокки узнал дорогу домой. Время от времени, встречая знакомые приметы, он фыркал от удовольствия.

Спенсер жил не в самом шикарном районе Малибу, однако и здесь была своя прелесть.

Все огромные — комнат в сорок — особняки в средиземноморском и французском стилях, ультрамодные здания, построенные на склоне утеса из стали и дерева, с затемненными стеклами, белоснежные коттеджи, похожие на океанские лайнеры, и невероятных размеров постройки из необожженного кирпича в юго-западном стиле, с перекрытиями из настоящих сосновых балок и уютными — персон на двадцать — частными кинозалами со стереозвуком располагались на побережье, на крутых склонах между Тихоокеанской автострадой и пляжами на холмах, с которых открывался вид на море.

А дом Спенсера находился к востоку от того места, где обычно проводили съемки наиболее интересных зданий для журналов по архитектуре и строительству. Его район располагался между фешенебельной частью города и довольно грязным, запущенным и малонаселенным кварталом, примыкающим к каньону. Двухрядное шоссе было покрыто бесчисленными заплатами и трещинами, возникавшими из-за постоянных землетрясений. За воротами, сооруженными из труб и цепей, два огромных эвкалипта давали начало аллее протяженностью в двести метров, ведущей к его дому.

К воротам была проволокой прикреплена табличка с выцветшими красными буквами: «Осторожно, злая собака!» Он прикрепил ее сразу же, купив этот дом, задолго до того, как у него поселился Рокки. Тогда у него не было не то что злой, а вообще никакой собаки. Надпись была пустой угрозой, но тем не менее достаточно эффективной. Никто не беспокоил его в этом убежище.

Ворота не открывались автоматически. Ему пришлось выйти под дождь, чтобы отпереть их и запереть снова, когда машина въехала в аллею.

Строение, которое находилось в конце аллеи, нельзя было даже назвать домом, скорее, это была хижина — одна спальня, гостиная и большая кухня. Деревянное сооружение, поставленное на каменный высокий фундамент, чтобы уберечь дерево от термитов, времени и дождей, приобрело серебристо-серый цвет и постороннему глазу могло бы показаться неказистым, однако Спенсеру при свете фар «Эксплорера» его дом виделся прекрасным и полным очарования.

Его окружала и скрывала от глаз эвкалиптовая рощица. Эти красносмолые эвкалипты не подвергались нападению австралийских жуков, пожирающих калифорнийские синесмолые деревья. И с тех пор как Спенсер купил эту землю, эвкалипты не подрезали.

Позади рощи дно каньона и его крутые склоны до самого верха заросли кустарником и невысокими деревьями. Поскольку летом и почти всю осень дули сухие ветры со стороны Санта-Аны, зелень в оврагах и на холмах засыхала. За последние восемь лет пожарные дважды велели Спенсеру эвакуироваться, опасаясь, что пожары в соседних каньонах могут с неумолимой безжалостностью перекинуться и на его владения. Огонь, подгоняемый ветром, двигается со скоростью пассажирского поезда. Когда-нибудь ночью пожар может захватить и это место. Но его красота и уединенность оправдывали риск.

Бывали в его жизни периоды, когда он изо всех сил стремился выжить, но тем не менее смерти не боялся. Иногда он даже мечтал заснуть и не проснуться. И если пожары пугали его, то беспокоился он в основном из-за Рокки, а не из-за себя.

Но в этот февральский вечер еще рано было думать об опасности пожаров. Каждое дерево, каждая травинка были пропитаны влагой, казалось, они никогда не смогут загореться.

В доме было холодно. Можно было зажечь камин, сложенный из камней в гостиной, но кроме него в каждой комнате имелся и электрический обогреватель. Спенсер предпочитал живой огонь, треск поленьев и запах дыма, однако он включил обогреватели, поскольку ждать было некогда.

Сбросив промокшую одежду и облачившись в удобный серый спортивный костюм и толстые гольфы, он сварил себе кофе. Рокки он предложил миску апельсинового сока.

У псины было много и других странностей, кроме пристрастия к апельсиновому соку. Например, он обожал гулять днем, но не разделял увлечения многих собак ночной жизнью, предпочитая, чтобы его отделяло от ночной темноты по крайней мере окно. Если же ему приходилось выходить на улицу после захода солнца, он держался рядом со Спенсером и подозрительно оглядывался. И еще Пол Саймон. Вообще-то Рокки был довольно равнодушен к музыке, но голос Саймона его просто завораживал. Если Спенсер ставил пластинку Саймона, особенно если звучала песня «Прекрасная страна», Рокки садился перед динамиками, внимательно смотрел прямо в них. Или же медленно и равномерно, хотя и не в такт, бродил взад-вперед по комнате, погруженный в глубокую задумчивость, когда слушал «Алмазы на подошвах» или «Можешь называть меня Эл». Тоже весьма странное поведение для собаки. Еще более странным была необычайная стыдливость пса при отправлении естественных надобностей. Он никогда не делал свои дела, если на него смотрели, и Спенсеру приходилось каждый раз отворачиваться.

Иногда Спенсеру казалось, что пес до того, как попал к нему два года назад, немало настрадался и, решив, что в собачьей жизни радости мало, захотел стать человеком.

Вот в этом Рокки ошибался. Люди чаще ведут собачью жизнь в худшем смысле этого слова, чем многие собаки.

— Развитое самосознание, — как-то сказал Спенсер Рокки в одну из бессонных ночей, — не делает существо более счастливым, дружище. Если бы это было иначе, у нас было бы меньше психиатров и пивнушек, чем у вас, собак, — а ведь это не так, а?

Пока Рокки в кухне лакал из миски на полу свой апельсиновый сок, Спенсер принес в гостиную и поставил на большой письменный стол в углу кружку с кофе. На столе были установлены два компьютера с жесткими дисками, многоцветный лазерный принтер и прочее оборудование.

Эта часть комнаты стала его офисом, хотя он нигде не работал в штате вот уже десять месяцев. С тех пор как он ушел из полиции Лос-Анджелеса, где последние два года работал в калифорнийском многопрофильном отделе компьютерных преступлений, он несколько часов в день проводил за диалогом со своими компьютерами.

Иногда он исследовал интересные для себя явления, используя «Чудо» и «Гения». Однако чаще он пытался найти способы подключиться к частным и государственным компьютерам, преодолеть хитрые системы защиты. Как только ему удавалось это, он начинал заниматься нелегальной деятельностью. Он, правда, никогда не разрушал файлы ни одной компании или организации, никогда не вводил неправильные данные. Однако он все же нарушал право частной собственности, проникая в чужие владения.