Книга Рождественские повести - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Червяк — и тот не стерпит, коль на него наступишь"… — вошедшая в поговорку строка из "Генриха VI" Шекспира: "И самый ничтожный червяк возмутится, если на него наступить".
БИТВА ЖИЗНИ
…три вещих пророчицы на вересковой пустоши… — три ведьмы из трагедии Шекспира «Макбет», напророчившие герою власть и славу.
"Молодая Англия" — название недолговечной реакционной партии, возникшей в начале 40-х годов и боровшейся за сохранение "хлебных законов" и за возврат к феодальным формам общественных отношений.
Ведь для доктора он был примерно тем, чем Майлс был для монаха Бэкона. — "Монах Бэкон" — великий ученый английского средневековья Роджер Бэкон (1214?-1294), неоднократно подвергавшийся преследованиям со стороны церкви. Народное предание превратило его в волшебника. В пьесе Роберта Грина "Монах Бэкон и монах Бонгэй" (1591) он тоже представлен как волшебник. Майлс — его подручный в той же пьесе Грина.
Это случай для Канцлерского суда! — Дела об имуществе умалишенных разбирались в Канцлерском суде.
Доу и Роу. — Вплоть до середины XIX века вымышленные имена Джон Доу и Ричард Роу употреблялись в английском судопроизводстве для обозначения любого истца и ответчика.
…просить вашего голоса для поддержки нашего кандидата на выборах. Избирательным правом в то время пользовались только домовладельцы или квартиронаниматели, платившие не менее десяти фунтов в год арендной платы.
ОДЕРЖИМЫЙ
Нормандский свод — полукруглый свод, известный под названием романского и введенный в архитектуру Англии после норманского завоевания (1066).
Доктор Уотс. — Исаак Уотс (1674–1748) — английский богослов и поэт, автор множества церковных гимнов и нравоучительных стихов для детей. Среди этих стихов есть и такие:
Пусть все споры меж волками
Разрешаются клыками,
Их другому не учили.
Пусть когтит ягненка лев,
Утоляя кровью гнев,
Таким его сотворили.
Но не должен ты, дитя,
Гневной страсти поддаваться,
Ноготки даны тебе
Не затем, чтоб ими драться.
"Рождественские повести" были задуманы Чарльзом Диккенсом как социальная проповедь в занимательной форме, но их значение шире — они стали настоящим гимном семейному очагу, всепрощающей любви, духу добра и справедливости.
Диккенс населяет свои повести-сказки эльфами, феями, призраками, дополняя сказочный фольклор своей поистине неистощимой фантазией. Часто сказка и реальность здесь меняются местами: так Скрудж-Сквалыжник, перенесенный святочными духами в прошлое и затем в будущее, обретает интерес к настоящему и способность творить добро («Рождественская песнь в прозе»), а профессор Редлоу, жестоко наказанный Призраком-двойником, вместе с памятью о былых обидах возвращает себе дар эти обиды прощать ("Одержимый"). Жертвенная любовь миссис Уильям из вышеназванной повести творит чудеса — в рождественскую ночь зло отступает, гордыня наказана, доверие восстановлено…
Произведения, составившие книгу "Рождественские повести", были написаны Чарльзом Диккенсом в 1840-х годах. Они выходили отдельными изданиями к Рождеству и, по сути, имели целью привлечь внимание английского общества к проблеме использования детского труда на промышленных предприятиях. Такое выступление в защиту прав детей из бедных семей вызывало тем больший резонанс, что Рождество — любимый праздник англичан, традиционно связанный с понятиями о семейном счастье, мире, благополучии.
Мотивы, характерные для "Рождественских повестей", нашли свое развитие в более крупных произведениях Диккенса — романах "Мартин Чезлвит", "Тяжелые времена", "Домби и сын". В 1850–1867 годах, продолжая рождественскую тему, Диккенс регулярно писал рассказы для декабрьских номеров издававшихся им журналов "Домашнее слово" и "Круглый год" (часто в соавторстве со своим другом Уилки Коллинзом).
В славе, выпавшей на долю Чарльза Диккенса, и в самом деле есть что-то таинственное, если не мистическое. Его влияние испытали самые разные писатели. Его учеником был Достоевский, который постоянно, даже в годы своей творческой зрелости, подчеркивал идейную, эмоциональную, художественную связь с этим писателем. Поразительные в своем психологизме и философско-этической глубине образы Ставрогина и Настасьи Филипповны «берут начало» в творениях Диккенса: они родились из раздумий писателя над характерами Стирфорта и Эдит Домби. Многим обязаны Диккенсу и другие русские классики – Лесков и Тургенев.
Его учениками были Джозеф Конрад и Генри Джеймс, Франц Кафка и Уильям Фолкнер, Томас Стирнз Элиот и Марсель Пруст. Список далеко не полный, и его без труда можно было бы увеличить многими именами. Диапазон учеников Диккенса, его читателей, среди которых – профессиональные критики, писатели, студенты, дети – заставляет всерьез задуматься над феноменом «читабельности», необычайной популярности этого писателя.
Конечно, слава Диккенса знала и падения. После смерти писателя, на протяжении более чем полувека, к его книгам относились скептически-пренебрежительно, а его самого зачислили в разряд лишь популярных, развлекательных авторов. Постоянно слышались упреки в адрес плохо выстроенного сюжета, сентиментальности, карикатурности рисунка. Именно таким критиком-ниспровергателем был Оскар Уайльд: только тот, с иронией писал он по поводу «Лавки древностей», у кого сердце из камня, прочтет сцену смерти Нэлл без смеха. Общим местом критических работ стало положение, что Диккенс уступает Теккерею и Троллопу, Бальзаку, Флоберу, Тургеневу. Однако даже в те годы, когда бытовали столь уничижительные отзывы о Диккенсе, Генри Джеймс, писатель, чье высокое мастерство никогда не подвергалось сомнению, высказался о Диккенсе весьма хвалебно. Ему вторили голоса Гиссинга, Шоу. И как показало время, это, действительно, один из самых великих и популярных писателей в мировой литературе. «Диккенс был так популярен, – писал, пожалуй, самый проницательный критик Диккенса Честертон, – что мы, современные писатели, даже не можем представить, сколь велика была его слава. Теперь не существует такой славы».
После Шекспира это второй по силе воображения писатель в английской литературе. Именно воображение, буйное, безудержное, помогло ему увидеть и показать тесную связь между предметом и человеком. Эта удивительная сила населила его многоликий и красочный мир бессчетным числом комических, драматических, трагических персонажей.
Диккенс – великий социальный романист, писатель-демократ, первый масштабный писатель-урбанист, но главное – это писатель «на все времена», обладавший, по выражению Достоевского, «инстинктом общечеловечности». Диккенс – писатель очень разный. Добрый, смешной, карикатурный – в начале творческого пути, трагический, полный скепсиса, иронии, психологических прозрений – в конце. Христианин, обладавший поразительным, почти возрожденческим жизнелюбием.
