Книга Записки князя Дмитрия Александровича Оболенского. 1855 – 1879 - Дмитрий Оболенский

Но я сегодня узнал через Сольского (государственные секретарь), которому великий князь передал мое письмо, что мысль моя занимает великого князя и что он поручил Сольскому переговорить о ней с военным министром.

27-го декабря. Сегодня было экстренное заседание Государственного совета для утверждения сметы на 1874 год и для подписания журнала о воинской повинности. Тут я узнал, что мысль моя об учреждении постоянного присутствия для сосредоточения всех дел по воинской повинности, по всей вероятности, осуществится: военный министр с радостью на нее соглашается и, вероятно, будет представлена государю о сохранении en permanence[274] Особого присутствия по воинской повинности в сокращенном виде.

На сих днях был у государя Совет министров, на котором, неизвестно по какому поводу и по какой причине, возбужден был вопрос о ближайшем надзоре за народными школами. Результатом этого заседания Совета министров вышел сегодня следующий неясный, бестолковый и безграмотный рескрипт.

Высочайший рескрипт.

На имя министра народного просвещения,

графа Д. А. Толстого

Граф Дмитрий Андреевич.

В постоянных заботах о благе Моего народа, Я обращаю особое внимание на дело народного просвещения, видя в нем движущую силу всякого успеха и утверждение тех нравственных основ, на которых зиждутся государства. Дабы способствовать самостоятельному и плодотворному развитию народного образования в России, Я утвердил в 1871 и 1872-х годах, согласно с такими моими видами, уставы средних учебных заведений вверенного Вам ведомства, долженствующих дать вполне основательное общее образование юношеству, готовящемуся к занятиям высшими науками, а не предназначающих себя к оным приспособлять к полезной практической деятельности. Заботясь равно о том, чтобы свет благого просвещения распространялся во всех слоях населения, Я повелел учредить учительские институты и семинарии для приготовления наставников народных училищ, городских и сельских. Сами училища эти должны получить указанное им правильное устройство и развитие, сообразно с потребностями времени и замечаемым в настоящую пору повсеместно в империи стремлением к образованию. Я надеюсь, что ожидаемое вследствие сего размножение народных училищ распространит в населениях, вместе с грамотностью, ясное разумение божественных истин учения Христова с живым и деятельным чувством гражданского долга.

Но достижение цели, для блага народного столь важной, подлежит предусмотрительно обеспечить. То, что в предначертаниях моих должно служить к истинному просвещению молодых поколений, могло бы, при недостатке попечительного наблюдения, быть обращаемо в оружие нравственного растления народа, к чему уже обнаружены некоторые попытки, и отклонить его от тех верований, под сенью которых в течение веков собиралась, крепла и возвеличивалась Россия.

Как лицо, призванное Моим доверием к осуществлению Моих предначертаний по части народного просвещения, Вы усугубите всегда отличавшее Вас рвениє к тому, чтобы положенные в основу воспитания начала веры, нравственности, гражданского долга и основательности учения были ограждены и обеспечены от всякого колебания. Согласно с сим, Я вменяю в полную обязанность непременно оказывать в сем деле Вам полное содействие.

Дело народного образования — в духе религии и нравственности — есть дело столь великое и священное, что поддержанию и упрочению его в сем истинно благом направлении должно служить не одно только духовенство, но и все просвещеннейшие люди страны. Российскому дворянству, всегда служившему живым примером доблести и преданности долгу гражданина, по преимуществу предлежит в сем попечение. Я призываю верное мое дворянство стать на страже народной школы. Да поможет оно правительству бдительным наблюдением на месте к ограждению оной от тлетворных и пагубных влияний. Возлагая на него и в сем деле мое доверие, Я повелеваю Вам, по соглашению с министром внутренних дел, обратиться к местным предводителям дворянства, дабы они, в звании попечителей начальных училищ в их губерниях и уездах и на основании прав, которые им будут предоставлены особыми о том постановлениями, способствовали ближайшим своим участием к обеспечению нравственного направления этих школ, а также их благоустройству и размножению.

Александр.

По прочтении этой ерунды всякий спросит: «Что сей сон означает?». Действительно, трудно понять, что хотят сказать этим рескриптом. Из подробных расспросов нескольких лиц, бывших в Совете, оказывается следующее: Толстой, Шувалов, Тимашев с содействием Валуева приготовили рескрипт, который был прочтен в Совете у государя. Никто из присутствующих, кроме упомянутых лиц, не был предупрежден об этом. Все были в недоумении и не могли объяснить себе ни цели, ни повода рескрипта, тем более что в настоящее время находится на рассмотрении в Государственном совете целый проект об устройстве инспекций за народными школами, и в том проекте ничего не говорится о дворянстве. Говорят, князь Горчаков сильно возражал против издания акта, который, не имея никакого практического применения, произведет недоумение. Он умолял государя отказаться от этой мысли, доказывая, что за границей невольно подумают, что наши народные школы находятся в каком-то буйном настроении, когда понадобилось сделать воззвание к целому сословию дворянства и призвать его на помощь правительству. В смысле непрактичности этой меры говорили Урусов, Строганов и великий князь Константин Николаевич, сей последний, говорят, с большим жаром и толком. Государь настаивал на необходимости, между прочим, показать дворянству какой-либо знак доверия в ту минуту, когда при общеобязательной воинской повинности у него отнимается последняя привилегия. Кроме того, он указал на необходимость принять самые решительные меры против революционной пропаганды, будто бы сильно распространяющейся в России через народные школы. В заключение государь обратился к наследнику и спросил его мнение. Говорят, до сих пор не было примера, чтобы государь в присутствии других вызывал наследника на ответ. Он сконфузился, но, не менее того, ясно и положительно ответил, что не ожидает от этой меры никакой пользы, а полагает, что она, напротив, произведет замешательство. На это государь с видимым неудовольствием сказал, что он другого мнения, и, обращаясь к наследнику, сказал: «Я делаю это для тебя и для твоего сына более, чем для себя», и затем объявил, что, несмотря на мнение сына и брата, он остается в убеждении, что рескрипт будет полезен, но что редакцию этого рескрипта можно будет смягчить, по соглашению с князем Горчаковым. Из этого соглашения и вышла та редакция, которая обнародована, из которой ясно только то, что писавшие ее — плохие редакторы. Не подлежит сомнению только одно, что в умах Шувалова и К° что-то бродит, что они, видимо, около чего-то вертятся, но не умеют даже приняться за осуществление какой-либо мысли. В основании же всего лежит какой-то страх каких-то несуществующих опасностей, на котором плетут постоянно всякую канитель. Из газет одни только, вероятно, «Московские ведомости» решатся сказать что-нибудь об этом рескрипте, а так как Катков, положительно, уже решительно предался Шувалову, то, вероятно, и сам рескрипт вышел с его ведома, а потому он и даст ему какое-нибудь объяснение. Посмотрим…