Книга Совершенство - Клэр Норт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Actus reus: заслуживающее осуждения деяние.
Mens reus: заслуживающий осуждения умысел.
Я совершаю преступление, и лишь я помню свою вину.
– Вы пользуетесь своего рода свободой, – продолжала она. – Вы свободны от глаз мира, свободны от неких страданий. Вам в каком-то смысле можно позавидовать.
Недолгое молчание.
Я спросила:
– Это тяжело? По-вашему, это тяжело?
– Что именно?
– Держать ответ перед собой.
– Нет, – ответила она, тихо, как шум далекого моря, и твердо, как камень. – Больше нет.
– То, что вы сделали…
– Я считаю, что совесть моя чиста. Вас забывают, и никто за вами не приходит. Меня помнят, и вот результат. Меня это устраивает.
– По-моему, я иногда сама себя презираю, – сказала я.
Она пожала плечами: ну и что? Как-то справляйтесь с этим.
– Я смотрю на свою жизнь и вижу, что там полно провалов.
Байрон наклонила голову. И вновь: смиритесь с этим.
– Я понимаю, что единственный способ моего выживания находится в настоящем времени. Оглядываясь в прошлое, я вижу одиночество. Одиночество и… сделанные по его причине ошибки. Глядя в будущее, я вижу страх. Борьбу. Возможно, сильную боль. И поэтому я смотрю лишь на данный момент, на настоящее время, и спрашиваю себя: что я сейчас делаю? Кто я теперь? Какое-то время это меня очень дисциплинировало, сейчас, теперь, сейчас, кто я теперь, теперь я профессионал, сейчас я спокойна, теперь я тренируюсь, сейчас я говорю с теми, кто все забудет. Теперь я та, кем хочу быть, теперь я образ того, кем должна быть сейчас. Сейчас. Теперь.
Затем я встретила вас, и теперь я, по-моему, все сразу. Сейчас я женщина, которая в прошлом совершала недостойные поступки. Теперь я женщина, которая в будущем станет лучше, где только сможет. Теперь я существую в настоящий момент, и я лишь это. Просто я сама. Говорю. Просто говорю с вами. Вы все забудете, и настоящий момент пройдет, время поглотит вашу память, а с ней и любую реальность того, что этот момент мог существовать. Но пока что мы сидим здесь, мы с вами, и являемся лишь собой, разговаривая. Это имеет смысл?
– Да.
– Все то время, пока вас искала, я ни разу не спросила себя, что стану делать, когда вас найду. Ни разу. Отказывалась спрашивать. То был вопрос для другого «сейчас», другого момента, я не могла создать его из фантазий. Вы думаете, что я явилась убить вас?
– Это возможно, – задумчиво ответила она.
– Не убью.
– Тогда зачем вы здесь, Хоуп?
– Мне хотелось вас увидеть.
– Зачем?
– Это казалось необходимым.
– Еще раз: зачем? Если вы не жаждете мести, тогда я не понимаю…
Она умолкала. Я смотрела в свою кружку.
Молчание.
Молчание.
Молчание.
Затем.
– Все мысли суть ассоциации и обратная связь, – произнесла она.
Я быстро подняла глаза, всматриваясь в ее лицо, но взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, и мысли шли совсем другой дорогой.
– Одиночество есть не более чем совокупность идей. Я одинока, потому что я не с людьми. Мне нужно быть с людьми, чтобы чувствовать себя реализованной. И со временем вы говорите: я не с людьми, но все же я реализована. У меня есть книги, есть прогулки, есть обыденность жизни, есть мои мысли, и, хотя я и одна, я не одинока. А когда-то еще вы скажете: у меня есть я, мое тело и мои мысли, и люди в них вторгнутся, и я одинока, и все это очень даже к лучшему. Это рай. Вы знаете, почему я выбрала себе псевдоним «Байрон»?
– Нет.
– Он некоторое время провел в монастыре на Армянском острове неподалеку от Венеции. Как и все подобные ему, он был неудержимым сластолюбцем, но в какой-то момент решил… он писал, что «есть наслажденье в дикости лесов, есть радость на пустынном бреге». Вы знаете этот отрывок?
– Вы читали его поэзию, – лучезарно улыбнулась она.
– Кое-что почитала, пока искала вас. Мне казалось, а вдруг поможет.
– А дело все-таки оказалось в оптиках.
– Целиком и полностью.
Теперь ее взгляд вернулся ко мне, она слегка наклонила голову.
– Вы ведь боитесь, не так ли? Страшитесь оказаться в одиночестве. Когда нет никого, кто помог бы найти свой путь. Ни друга, который сказал бы «ты что-то далековато зашла», ни возлюбленного, кто посоветовал бы «могла бы выбирать выражения», нет? Ни начальника, велящего «работать лучше», ни психоаналитика, убеждающего «работать меньше», ни… ни общества, чтобы сказать, как выбирать или что носить, ни… суда, чтобы помочь встать на путь истинный. Вы этого боитесь?
– Да. Я боюсь ошибочности своего разума и своих суждений.
– Конечно… да, безумие, происходящее от неконтролируемого мыслительного процесса, от логики, которая нелогична, но это не говорится, конечно, очень умно.
– Я навязываю себе дисциплину, размышления, рассудочность, знания…
– Чтобы заполнить пробел, где должно находиться общество?
– Да. И чтобы сохранить рассудок. Чтобы помочь себе увидеть себя, как меня могли бы увидеть другие.
– Глазами закона, здравого смысла, философии?
– Да. Что видят незнакомцы, увидев меня? Они почти никогда этого не говорят, умалчивают правду, так что я стремлюсь понять их, чтобы потом понять себя.
– Вот тут-то вы и ошибаетесь, – прервала она меня, повернувшись так, что полностью раскрылась, обратившись ко мне всем телом. – Вот в чем ваша ошибка. У вас есть дар, Хоуп, один из величайших в мире. Вы за пределами всего, вы от всего свободны.
– Свободна от…
– От людей. От общества. Вам не надо приспосабливаться, да и зачем? Никто вам за это не скажет спасибо, никто вас не вспомнит, так что вы свободны выбирать собственный путь, свое человечество, быть той, какой вы хотите, а не марионеткой, слепленной телевидением, журналами, рекламщиками, новейшими понятиями о работе или отдыхе, о сексе, о половой принадлежности, о…
– Совершенстве?
– Не слепленной совершенством. Вы сами выбираете себе совершенство. Сами выбираете, кем вам быть, и мир не может на вас повлиять, пока вы этого ему не позволяете. Мир не в силах подвигнуть вас куда-то, разве что по вашей доброй воле. Вы свободны, Хоуп. Вы свободнее всех живущих на земле.
