Книга Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве. 1953 - начало 1980-х гг. - Владимир Козлов

Письмо, размноженное на пишущей машинке, 30 июня 1962 года было отправлено по почте в адрес Союза писателей СССР, Союза писателей Грузинской ССР и студентов 4 курса филиала Новочеркасского политехнического института в г.Шахты, а 12 ноября 1963 г. - комитету ВЛКСМ Тбилисского госуниверситета и комитету ВЛКСМ завода им. Кирова в Ленинграде. Конверты писем, отправленных из Москвы 30 июня 1962 года, были подписаны псевдонимом

«Неистовый Виссарион» (все со школьной скамьи знали, что так называли известного «революционного демократа» и литературного критика 19 века В. Белинского). Этим же псевдонимом были подписаны еще 6 писем, объединенные единым замыслом и отправленные в 19611963 гг. некоторым писателям. Копии всех упомянутых писем, включая письмо-воззвание, были найдены у генерала Шапошникова при обыске. Шапошников признал авторство всех найденных у него документов кроме письма-воззвания. В последнем случае он утверждал, что обнаружил это письмо у себя в служебном кабинете в штабе СКВО марте 1963 г. и ввиду его «оригинального» содержания переписал дословно в записную книжку, изъятую у него при обыске. Печатный текст письма-воззвания тогда же уничтожил, не доложив об этом вышестоящему командованию и не сообщив органам КГБ707. Доказывая вину Шапошникова, предварительное следствие опиралось на общий псевдоним («Неистовый Виссарион») во всех найденных у генерала письмах708.

Шапошников, возмущенный событиями в Новочеркасске, лично презиравший Хрущева, фактически стоял на достаточно ортодоксальных позициях «критического марксизма». Генерал осуждал не Советскую власть, а ее «плохих вождей», «изменников дела рабочего класса». Не принимая режима Хрущева, Шапошников, судя по показаниям одного из свидетелей, в свое время отрицательно отнесся к решениям ХХ съезда КПСС и разоблачению культа личности Сталина, полагая, что это «отразится на авторитете Коммунистической партии Советского Союза и государства»1. С этой точки зрения позиция Шапошникова смыкалась с довольно распространенным в то время «народным сталинизмом» и представляла собой типичный случай внутрисистемной критики режима, не выходившей за рамки его (режима) фундаментальных основ.

Письмо инженера Белика писателю Паустовскому (6 июня 1962 г.)

Вскоре после снятия Хрущева И.В.Белик, осужденный в связи с новочеркасскими событиями, направил жалобу Л. И. Брежневу с просьбой пересмотреть приговор. История И. В. Белика, который, по его утверждению, в начале беспорядков осуждал забастовщиков и был лояльным сторонником власти, а затем, потрясенный расстрелом, не смог сдержать своего негодования, раскрывает важную сторону новочеркасского феномена: отторжение от власти даже тех, кто никогда ни в какой «антисоветчине» замечен не был, а бунтовщиков поначалу осуждал.

В конце концов, Прокуратура СССР в протесте по делу Белика (март 1965 г.) признала: «Установлено, что письмо о событиях в г. Новочеркасске по содержанию своему является неправильным, но не антисоветским. Как пояснил Белик, он не смог самостоятельно разобраться в причинах массовых беспорядков, был потрясен их последствиями и «излил душу» в письме к своему любимому советскому писателю Паустовскому. Установлено, что с письмом никто ознакомлен не был, а многочисленные свидетели, знавшие Белика в течение ряда лет, никогда не слышали от него антисоветских суждений»1.

Эпизод с Беликом - лишь одно из многих проявлений специфически советской системы взаимоотношений народа и власти, в которой честный «свой» порой казался коммунистическим олигархам не менее опасным, чем идейный противник режима. Среди «своих», вроде Шапошникова или Белика, не было и не могло быть «единодушного одобрения» кровавой расправы. В итоге власть теряла идейных и убежденных сторонников, т.е. именно тех, кто долгие годы обеспечивал ее прочность и стабильность. На стороне режима, в ситуациях подобных новочеркасской, могли оказаться лишь циники, приспособленцы и конформисты, либо люди подневольные, вынужденные выполнять приказ, на худой конец - легко внушаемые и одураченные пропагандой. На их поддержку в критический момент рассчитывать не приходилось -не станут вмешиваться, а то и предадут. Но и действовать по законам коммунистического мифа режим, как выяснилось, тоже уже не мог или не умел.

Легитимность власти оказалась под вопросом, и рано или поздно этот вопрос мог быть задан. В середине 1960-х возможности для выхода из кризиса легитимности открыло снятие Хрущева. На его грехи были списаны ошибки режима, а коммунистическая олигархия начала поиск новых (не только идейных и не только репрессивных) способов «лоялизации» населения. Но Новочеркасск «застрял» в памяти народа. А молчавшая власть как бы приняла этот грех на себя. Идейным сторонникам коммунизма оставалось жить с сознанием того «что в нашей стране возможны такие кровавые злодеяния».

Эти слова принадлежат некоему З.Н.Ткачеву. Сразу после снятия Хрущева он написал Генеральному прокурору СССР письмо с требованием «разъяснений»709. Этих разъяснений Ткачев так и не дождался. У власти оставались люди, причастные к расстрелу, а повторять «ошибку Хрущева» и разоблачать в 1964 году новочеркасский расстрел, как в 1956 году разоблачили «культ личности», охотников уже не было.

6. Предварительное следствие, суды и приговоры.

7 июня КГБ при Совете Министров СССР (П.Ивашутин) отчитался о событиях в Новочеркасске перед ЦК КПСС. 10 июня 1962 г. Ф. Р. Козлов, судя по помете на докладной Ивашутина, устно докладывал Президиуму ЦК КПСС710. Подробности подобных устных обсуждений и консультаций, как правило, навсегда остаются неизвестными историкам. Однако общей направление дискуссии известно. Как следует из протокола заседания Президиума ЦК КПСС № 35а от 10 июня 1962 г., на обсуждении информации Ф. Р. Козлова о событиях в Новочеркасске выступили, кроме самого Козлова, лишь три человека (А.Микоян, Ильичев и Хрущев). Остальные, а среди них были практически все участники будущего заговора против Хрущева, предпочли промолчать. В своих выступлениях организаторы вооруженного подавления новочеркасских волнений -Козлов и Микоян, а также сам Хрущева и его верный идеолог Ильичева, оценили свои кровавые действия кратко, но однозначно положительно:

«Хорошо провели акцию.

Другого выхода у нас не было.

Большинство поддерживает» 711.

Политический результат обсуждения на Президиуме ЦК КПСС очевиден. Коммунистические вожди, лично Н.С.Хрущев, дававший санкцию на расстрел, напуганные и озлобившиеся на свой народ, решили осудить «зачинщиков» «на всю катушку» и, продемонстрировав «строгость» к бунтовщикам, подавить очаг сопротивления в Новочеркасске зародыше. Широкой огласке дело решили не предавать, на многие годы «засекретив» даже сам факт волнений. Однако в Новочеркасске, где «секретить» было совершенно бессмысленно, решили устроить показательный процесс.