Книга Отечественная история IX—XIX вв. - Александр Федулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
3) Каждая область, составляя в федеративном государстве, так сказать, маленькое отдельное государство, слабо к целому привязана будет и даже во время войны может действовать без усердия к общему составу государства; особенно если лукавый неприятель будет уметь прельстить ее обещаниями о каких-нибудь особенных для нее выгодах и преимуществах. Честное благо области, хотя и временно, однако же все-таки сильнее действовать будет на воображение ее правительства и народа, нежели общее благо всего государства, не приносящее, может быть, в то время очевидной пользы самой области.
4) Слово государство при таком образовании будет слово пустое, ибо никто нигде не будет видеть государства, но всякий везде только свою частную область; и потому любовь к отечеству будет ограничиваться любовью к одной своей области.
Много есть еще других отменно важных причин, но для краткости умалчивается о них: ибо довольно уже и сих четырех для решения предложенного вопроса.
Что же в особенности касается до России, то, дабы в полной мере удостовериться, до какой степени федеративное образование государства было бы для нее пагубно, стоит только вспомнить, из каких разнородных частей сие огромное государство составлено. Области его не только различными гражданскими законами судятся, но совсем различные языки говорят, совсем различные веры исповедуют, жители оных различные происхождения имеют, к различным державам некогда принадлежали; и потому ежели сию разнородность еще более усилить через федеративное образование государства, то легко предвидеть можно, что сии разнородные области скоро от коренной России тогда отложатся, и она скоро потеряет тогда не только свое могущество, величие и силу, но даже может быть и бытие свое между большими или главными государствами. Она тогда снова испытает все бедствия и весь неизъяснимый вред, нанесенные древней России удельною системою, которая также не что иное была, как род федеративного устройства государства; и потому, если какое-нибудь другое государство может еще сомневаться во вреде федеративного устройства, то Россия уже никак сего сомнения разделять не может; она горькими опытами и долголетними бедствиями жестоко заплатила за сию ошибку в прежнем государственном образовании. А посему, соединяя все сии обстоятельства в общее соображение, постановляется коренным законом Российского государства, что всякая мысль о федеративном устройстве отвергается совершенно, яко пагубнейший вред и величайшее зло. Избегать надлежит всего того, что посредственно или непосредственно, прямо или косвенно, открыто или потаенно, к таковому устройству государства вести бы могло.
Вследствие всего здесь сказанного объявляется Российское государство в пределах, выше обозначенных, единым и неразделимым, отвергающим при том совершенно всякое федеративное образование, устройство и существование государства…
Глава третья. О сословиях, в России обретающихся
§ 4. Все должны быть перед законом равны
…Все люди в государстве имеют одинаковое право на все выгоды, государством доставляемые, и все имеют равные обязанности нести все тяготы, нераздельные с государственным устроением. Из сего явствует, что все люди в государстве должны непременно быть пред законом совершенно равны и что всякое постановление, нарушающее сие равенство всех пред законом, есть нестерпимое зловластие, долженствующее непременно быть уничтоженным. Сверх того, нарушают сии различия добрую между гражданами связь, разделяя их на несколько отделений, имеющих совсем различные виды и выгоды, а следовательно, и образ мыслей. Сколь же добрая связь между гражданами важна для благоденствия государства, ясно доказано было в предыдущей главе, и точно так же нарушается различием сословий, как и разнородством племен. Сословия тем еще пагубнее, что они одним только пристрастием дышат, что некоторым членам народа выгоды дают, в коих другим отказывают без всякой причины и без всякой для государства пользы, что для пресыщения корысти нескольких людей жестокую оказывают несправедливость против наибольшей части народа и что противны цели государственного существования, состоящей не в пристрастии к малому числу, но в елико возможно большем благоденствии многочисленнейшего числа людей в государстве. – А из всего вышесказанного следует, что учреждение сословий непременно должно быть уничтожено, что все люди в государстве должны составлять только одно сословие, могущее называться гражданским, и что все граждане в государстве должны иметь одни и те же права и быть перед законом все равны…
Государственное развитие России осуществлялось в режиме маятника. Доведенная до поляризации одна управленческая модель, исчерпав свой потенциал, сменялась противоположной. Впрочем, обратный ход государственного маятника начался задолго до восшествия на престол Николая I (1825—1855). Альтернатива Константина и Николая периода междуцарствия олицетворяла либеральную и государственническую дилемму политики Александра. Преемство власти обусловливалось также необходимостью завершения ряда структурно-функциональных преобразований: перехода от коллегиальной к министерской системе; институционализации Императорской канцелярии; создания российской государственной инфраструктуры на присоединенных территориях.
Рационализация правосознания и кодификация права. В николаевское царствование доминировал вектор рационализации системы управления, связанный с установкой императора на нормативизацию государственной и общественной жизни. Стремление к унификации в целом характеризовало весь курс внутренней политики Николая I. С управленческой рационализацией соотносилась продолжающаяся бюрократизация системы.
«Я, – сформулировал Николай I перед бывшим своим учителем права М.А. Балугьянским одну из главных задач царствования, – желаю положить в основу государственного строя и управления всю силу и строгость законов». Впрочем, понимание природы законов для николаевской России было принципиально иным, нежели для западноевропейского правосознания. Потребность в них определялась не задачами осуществления правосудия, а поддержанием порядка.
Уже в деятельности Следственной комиссии и Верховного уголовного суда по поводу восстания декабристов проявилась определенная эволюция в сторону утверждения рационального правосознания. Если предшественники Николая Павловича на российском престоле лично расправлялись со своими врагами, то он карал их не персонально, а от имени государства. Император пытался облечь выводы следствия и решения суда в форму закона. С другой стороны, Николай I был далек от того, чтобы в действительности дистанцироваться от судопроизводства. Члены следственных и судебных органов находились в полной зависимости от императорской власти. Николай I принимал личное участие в допросах заговорщиков. И, таким образом, решения суда были предопределены.
Нормативизация системы управления связывалась с кодификаторской деятельностью М.М. Сперанского. Культивации законов противоречила разбухшая за 200 лет (после Соборного уложения) и эклектичная по своему содержанию система российского законодательства. Ни один судья не мог претендовать на всеобъемлющее знание существующих законов. Поэтому в реальном судопроизводстве руководствовались этической целесообразностью и практической традицией.
