Книга Властелин Севера. Песнь меча - Бернард Корнуэлл

– Ты теперь женщина, – ответил я, с улыбкой глядя на ее зачесанные вверх волосы.

Она застенчиво прикусила губу, но, когда приблизилась Гизела, озорно улыбнулась. Они обнялись – золотые волосы на фоне черных, – и Эльсвит, сварливая жена Альфреда, сердито посмотрела на меня. Я низко поклонился и сказал:

– Счастливый день, мой госпожа.

Эльсвит не ответила. Она сидела рядом с моим кузеном, который показал на меня свиным ребром.

– Нам с тобой нужно обсудить дела, – заявил он.

– Нужно, – согласился я.

– «Нужно, господин», – резко поправила Эльсвит. – Господин Этельред – олдермен Мерсии.

– А я – повелитель Беббанбурга, – ответил я так же резко. – Как поживаешь, кузен?

– Утром, – пообещал Этельред, – я расскажу тебе о наших планах.

– Мне сказали, – ответил я так, словно Альфред и не просил меня придумать план захвата Лундена, – что сегодня ночью мы встречаемся с королем?

– Сегодня ночью моего внимания требуют другие дела, – проговорил Этельред, глядя на свою юную невесту.

На краткое мгновение выражение его лица стало хищным, почти жестоким, но потом он улыбнулся:

– Так что утром, после молебна.

Он снова махнул свиным ребром, отпуская меня.

* * *

Мы с Гизелой провели ту ночь в главной комнате «Двух журавлей». Мы лежали рядом, я ее обнимал, а она почти ничего не говорила. Дым от очага таверны сочился сквозь щели в половицах; внизу, под нами, пели люди.

Наши дети спали в соседней комнате с нянькой Стиорры. В соломенной кровле шуршали мыши.

– Думаю, прямо сейчас, – печально проговорила Гизела, нарушив тишину.

– Что сейчас?

– Бедная маленькая Этельфлэд становится женщиной.

– Она не могла дождаться, когда же это произойдет.

Гизела покачала головой.

– Он изнасилует ее, как кабан, – прошептала она.

Я не ответил.

Гизела положила голову мне на грудь, и ее волосы защекотали мои губы.

– Любовь должна быть нежной, – продолжала она.

– Она нежна, – сказал я.

– С тобой – да, – проговорила Гизела, и на мгновение мне показалось, что она плачет.

Я погладил ее по голове.

– В чем дело?

– Она мне нравится, вот и все.

– Этельфлэд?

– У нее есть душа, а у него – нет.

Гизела повернулась, чтобы посмотреть на меня; в темноте я мог видеть только блеск ее глаз.

– Ты никогда мне не говорил, – укоризненно произнесла она, – что «Два журавля» – бордель.

– В Винтанкестере не так уж много кроватей, – ответил я, – и не так уж часто тут бывает столько приглашенных гостей, поэтому нам повезло, что мы нашли эту комнату.

– И здесь очень хорошо тебя знают, Утред, – обвиняющим тоном сказала она.

– Но ведь это еще и таверна, – защищаясь, ответил я.

Гизела засмеялась, потом протянула длинную тонкую руку и распахнула ставни – небо было полно звезд.

* * *

Предутреннее небо было все еще ясным, когда я вошел во дворец и отдал оба своих меча. Молодой и очень серьезный священник проводил меня в комнату Альфреда. Я так часто встречался с ним в этой маленькой, простой комнатке, где повсюду были разбросаны пергаменты.

Альфред ждал, облаченный в коричневое длинное одеяние, делавшее его похожим на монаха. Вместе с ним был Этельред, при котором, конечно, остались оба его меча, – как олдермен Мерсии он имел привилегию находиться во дворце вооруженным. Третьим человеком в комнате был Ассер, валлийский монах, глядевший на меня с неприкрытой ненавистью, – худой коротышка с очень бледным, тщательно выбритым лицом.

У него имелись веские причины меня ненавидеть. Я встретился с ним в Корнуолуме, где возглавил резню. Ассера послали в то королевство эмиссаром; я попытался убить и его тоже и потом всю жизнь сожалел, что мне это не удалось.

Ассер хмуро на меня посмотрел, а я ответил ему жизнерадостной ухмылкой, зная, как его это разозлит.

Альфред писа́л и не поднял глаз от работы, но махнул в мою сторону пером. Очевидно, в знак приветствия. Он стоял за столом, который служил ему подставкой для письма, и мгновение я слышал только скрип его пера, разбрызгивающего чернила.

Этельред самодовольно ухмылялся, с виду очень довольный собой. Впрочем, у него всегда был такой вид.

– De consolatione philosophiae[12], – сказал Альфред, все еще не поднимая глаз.

– Но похоже, скоро будет дождь, – отозвался я. – На западе дымка, господин, и ветер порывистый.

Альфред раздраженно посмотрел на меня:

– Что в этой жизни лучше и милее, чем служить королю и быть рядом с ним?

– Ничего! – с чувством проговорил Этельред.

Я промолчал, потому что ужасно удивился. Альфреду нравилось, когда соблюдались хорошие манеры, но он редко требовал раболепия. Однако, судя по его вопросу, он ожидал от меня изъявления тупого обожания. Заметив мое удивление, Альфред вздохнул.

– Этот вопрос, – объяснил он, – задается в труде, который я переписываю.

– Предвкушаю, как буду его читать, – сказал Этельред.

Ассер молча наблюдал за мной темными глазами валлийца. Он был умным человеком и заслуживал доверия не больше, чем хромой хорек.

Альфред положил перо.

– В данном контексте, господин Утред, короля можно считать представителем всемогущего Бога, и вопрос предполагает утешение благодаря близости к Богу, не так ли? Однако, боюсь, ты не находишь утешения ни в философии, ни в религии.

Он покачал головой и начал вытирать влажной тряпкой чернила с рук.

– Лучше бы ему найти утешение в Боге, господин король, – впервые подал голос Ассер, – чтобы его душе не пришлось гореть в вечном пламени.

– Аминь, – сказал Этельред.

Альфред печально посмотрел на свои руки с размазанными по ним чернилами.

– Лунден, – проговорил он, резко сменив тему разговора.

– В нем войска головорезов, которые убивают торговлю, – сказал я.

– Это я и сам знаю, – ледяным тоном проговорил король. – Человек по имени Зигфрид…

– Беспалый Зигфрид – благодаря отцу Пирлигу.

– Это я тоже знаю, – проговорил король, – но мне бы очень хотелось узнать, что ты делал в компании Зигфрида?