Книга Проклятие палача - Виктор Вальд

«Господин в синих одеждах» с замиранием сердца приблизился к зубцам башни и взглянул вниз. Там, во внутреннем дворике донжона[187]среди редких кустов медленно, держа малыша за руку, прохаживалась Адела. Это была действительно она. Хотя Гудо и не видел ее лица и даже головы, покрытой большой фетровой шляпой, но его сердце не могло ошибиться. Как и не могла ошибиться душа, готовая вырваться наружу и слететь к ногам этой женщины.

Не в силах сдержать радости Гудо воскликнул:

– Адела, это я Гудо! Я пришел…

Предательское волнение жестоко сжало его горло, не дав произнести важные слова. Гудо стал яростно тереть шею и грудь, но это не помогло.

Услышав крик, женщина подняла голову. Она тут же ахнула, узнав своего Гудо, и в готовности к чему-то тут же взяла малыша на руки.

– Гудо! Гудо! Мы здесь! – и она в волнении, цепляясь краем платья за колючие ветки кустов, заметалась по дворику. Потом остановилась и виновато сказала: – А я вот хромаю. Грета говорила, что кости неправильно срослись.

– Все хорошо, – наконец выдавил Гудо, держась за горло, – Мы уже вместе. Я обо всем позабочусь. Ты не будешь хромать. Я вылечу тебя. Все будет, как и должно быть…

– Это верно, – послышался сзади голос отца Марцио, – Все будет, как и должно быть.

Гудо резко развернулся и ступил несколько шагов к инквизитору. Но тут на его плечи легли железные руки Ареса и Марса. «Господин в синих одеждах», повинуясь, застыл с опущенной головой.

– Мой долгий путь, кажется, подходит к концу, и я с чистой совестью и спокойным сердцем могу вернуться в монастырь и вознести последние молитвы к святым небесам. Верно, Гудо?

Отец Марцио с трудом поднялся с раскладного табурета и старческим шажком подошел к тому, кто несколько лет был его единственной целью и желанием ее достижения.

– Вот моя голова, отец Марцио. Голова в обмен…

– Знаю, знаю, – поднял руку старый инквизитор. – Это непостижимо… И все же это было бы достойно славы и подражанию… Но, но, но… Свою любовь и великую преданность ты посвятил не Господу нашему милостивейшему, а обыкновенной женщине. Простушке, которая оттолкнула тебя, и из-за которой ты испытал множество мучений и страданий. В наш век насилия, множества смертей, предательства и лжи немного найдется примеров верности и… Мой язык с трудом произносит, но мой мозг не желает этого понимать – любви к женщине! Грешно даже подумать: любовь к женщине приравнять, а в твоем случае скорее предпочесть любви к Господу! Отдать все силы, великий разум и всего себя не во славу Всевышнего, а… а… Непостижимо! Но оставим все это глупцам трубадурам и давно забытым миннезингерам[188]. Они этим любовным бредом и призывом вернуться к забытым временам влюбленного рыцарства пытаются прокормить себя. Перейдем к важному. Где наследие демона Гальчини? Где его проклятый кожаный черный мешок, со всем его дьявольским содержимым?

– Я отдам его, если…

– Значит, мы уже договорились, – взмахнул рукой отец Марцио. – Мы даже подпишем договор и скрепим его церковной печатью. Живи со свое Аделой…

– И детьми, – быстро вставил Гудо.

– … и детьми где пожелаешь. Хочешь быть лекарем – будь, хочешь продолжить свое ремесло… Но нет! Думаю быть палачом – это тебе не по душе. Да и семье твоей… Кому желательно из рода в род носить печать палача? Хотя… Такого как ты великого мастера принял бы с распростертыми объятиями любой властитель. И даже святая инквизиция! Подумай сам! С твоими умением, знаниями и настойчивостью ты мог стать величайшим из защитников нашей церкви. Ты бы уничтожил всех еретиков. Не только силой своих рук и ума, но и той убийственной славой, которой окружила бы тебя людская молва! Еретики отказались бы от своих заблуждений, а самые преданные сатане и вовсе задушились в петле, если бы знали что за ними придет сам святой отец Гудо! А может ты подобрал бы себе другое имя, навек позабыв проклятое Господом и людьми имя Гудо. Но довольно. Я устал от множества беспокойных дней. Ступай, тебя проводят. Через несколько дней мы отправимся туда, куда ты укажешь.

– А…?

– И твоя семья с нами. Ведь мы же подпишем договор и будем его строго исполнять. Господь тому свидетель! А пока, для твоей безопасности и нашего спокойствия, посиди взаперти. Тебе к этому не привыкать. Но, надеюсь, в последний раз.

* * *

Гудо проснулся от глухих ударов. Он не сразу понял, что могло породить эти звуки, но прислушавшись, сразу же прильнул к узкой бойнице, заменявшей в этой комнате окно почти у самой земли.

Удар, еще удар, а в след им людской крик. Такое «господин в синих одеждах» уже слышал множество раз. Так глухо и мощно бьет таран в крепостные ворота. Так нетерпеливо и даже восторженно кричат те, кто вот-вот ворвется во вражескую цитадель и одержит желаемое.

И хотя Гудо не видел, но не сомневался: многочисленное воинство штурмует цитадель города Галлиполи. Кто это мог быть, как это случилось и что причина этого? Он не мог даже предположить, но сердце заныло от тревоги в предчувствии худшего. А ведь засыпая, «господин в синих одеждах», был почти уверен, что худшее позади. И даже надеялся на то, что Господь смилостивился и снял с него «вечное проклятие палача». Ведь он так много страдал, молился и уповал на божью милость…

Гудо бросился к дубовой двери и стал яростно колотить в ее крепкие доски.

– Кто-нибудь! Эй, кто-нибудь! Откройте, богом молю! Откройте! Что происходит? Откройте!

Но кто может услышать человека за толстыми стенами и крепкой дверью. Кричать в бойницу? Так и нужно поступить. Гудо чувствовал, как срывается его голос, но никто так и не подошел к этому окошку. Кто услышит запертого в темнице, когда такое происходит у ворот цитадели? И уже когда «господин в синих одеждах» почти отчаялся, маленькое окошко в двери, через которое узникам подавали пищу, отворилось.

Гудо тут же бросился к этому спасительному проему:

– Эй, кто тут? Что происходит? Откройте, богом молю, откройте!

Огромная голова Гудо не могла пролезть в маленькое окошко, но все же он сумел разглядеть знакомые воинские доспехи.

– Я вижу! Это вы, Арес и Марс! Несчастные братья-близнецы. Откройте своему Гудо. Ведь вы должны меня помнить! Давно, еще очень давно… Там в подземелье Правды. Вы плакали, а я, чтобы хоть как то вас утешить рассказывал сказки и пел песни. Я был на цепи. Вы не могли меня видеть из своей клетки, покрытой черной тканью. Но мой голос вы слышали. Слышали и умолкали, пока я пел песни и пытался сложить очередную сказку. Ответьте мне, как отвечал вам я на ваш плач!

Но Арес и Марс молчали. Два демона в темноте прохода. Два молчаливых, закованных в броню демона, для которых мир людей существовал в ограниченном понимании – убить, покалечить того, на кого указано для защиты своего господина.