Книга В лабиринте страстей - Владимир Гурвич

Она открыла глаза и посмотрела на вошедшего. Он держал бумаги и внимательно их изучал.

– Я не вижу на них вашей подписи. Надо расписаться на каждой странице.

Анжелика отрицательно покачала головой.

– Нет, у вас это не пройдет. Там все ложь. Я не стану ничего подписывать.

Мужчина раздраженно бросил папку на стол.

– Вы представляете, чем это для вас обернется?

Анжелика снова закрыла глаза и ничего не ответила. Она сознавала, что боялась смотреть на этого человека. Тот, кажется, уловил этот страх.

– А ну откройте глаза. Я вам приказываю, откройте! – закричал он.

Анжелика сидела неподвижно, как статуя.

– Ну, хорошо, – вдруг почти спокойно произнес он. – Вы будете находиться в камере до тех пор, пока не подпишите все, что я вам укажу. Если надо, просидите там десять лет. Впрочем, могу вас успокоить, вряд ли вы выдержите больше двух-трех суток. Мы предвидели, что вы можете проявить упрямство и приготовили вам кое-какие сюрпризы. Так что, пожалуйста, прошу следовать за мной.

Анжелика встала и последовала за мужчиной. Они вышли из комнаты и спустились в подвал. Совсем недавно она уже проделывала этот путь. И когда покидала этот дом, то надеялась, что больше этого делать ей не придется. Увы, она жестоко ошиблась.

Ее ждала та же камера. Те же сырые стены, та же жесткая кровать. И тот же яркий, ослепляющий глаза свет.

Но Анжелика ошиблась. На этот раз для нее было сделано важно добавление. Едва дверь за ней захлопнулась, как в камере возник какой-то звук. В первые мгновения она даже не обратила на него внимания. Но он медленно, но неуклонно возрастал, как шум приближающего поезда.

Сперва Анжелика ничего не понимала, но затем ее пронзил страх: вот, о каком сюрпризе говорил ее новый мучитель.

Тональность звука была очень низкой. Он вибрировал, то, усиливаясь, то ослабляясь. И эта смена колебаний вызывала особенно сильные неприятные эмоции.

Анжелика чувствовала: несколько проведенных часов в этом аду – и она может сойти с ума. Долго выносить эту звуковую пытку невозможно.

Она легка на кровать, навалила на голову подушку, закрыла руками уши, но это мало помогло. Звук все равно проникал сквозь эти барьеры, он казался вездесущим, ничего его не могло остановить.

Анжелика отбросила бесполезную подушку. Ну и пусть она сойдет с ума. Наступление этого события можно ожидать очень скоро. А что сумасшедший, что мертвый по большому счету одно и тоже. Ни тот, ни другой не контролирует свое сознание. Просто у одного тело разлагается, а у другого – живет биологической жизнью. Но ведь человек не бамбук, он человек до тех пор, пока мыслит и отдает отчет себе в собственных чувствах.

Анжелика продолжала лежать на кровати в ожидании, когда сойдет с ума. Но пока этот счастливый момент не наступил, ей приходилось туго. Терпеть это монотонное, не стихающее ни на секунду жужжанье с каждой секундой становилось все нестерпимей. Не выдержав, она соскочила с постели и стала метаться по каменному мешку камеры.

Ее взгляд несколько раз падал на звонок. Она знала: достаточно позвонить в него – и ее мучения прекратятся. И сейчас больше всего боялась, что в любой момент потеряет контроль над собой и надавит на эту проклятую кнопку.

Сколько в этих мучениях прошло времени, она не представляла. Она то ложилась на кровать в тщетной надежде уснуть, то снова начинала, словно пантера в клетке, метаться камере. Иногда она начинала громко всхлипывать или что-то бессвязно кричать. В эти мгновения у нее зарождалась надежда, что она все-таки сходит с ума. Но проходил приступ отчаяния, и сознание, как послушный ребенок, снова возвращалось на прежнее место.

Теперь она уже не ложилась на кровать, а просто падала на холодный бетонный пол, билась об него головой, словно деревенская баба при известии о гибели мужа. Как ни странно, на какой-то короткий промежуток времени это немного успокаивало, отвлекало от назойливых звуковых колебаний, которые, подобно морскому прибою, волна за волной накрывали ее. Она уже не могла ни о чем думать, вернее, мысли осаждали ее, но были совершенно ей не подконтрольны.

Это были очень странные мысли, которые чередовались какими-то не менее странными видениями. Они то возвращали ее в детство, то рисовали совершенно фантастические картины ее жизни. Иногда ей казалось, что она куда-то летит, какие-то непонятные существа обступают ее, трогают, куда-то ведут. Иногда же возникали страшные картины ее мучений, какие-то чудовища буквально растаскивали ее на кусочки.

Сперва она немного сопротивлялась этим виденьям, но затем полностью отдалась в их власть, понимая, что они предвестники того самого безумия, обрести которое она столь жаждала, как единственный способ избавления от этого кошмара. Как все быстро и как все легко, пробилась сквозь плотную завесу причудливых образом на одно мгновение трезвая мысль, но почти сразу ж исчезла. Анжелика не хотела больше ни о чем думать.

Если сначала она потеряла осознание течения времени, то теперь она утратила ощущение самого времени. Она лежала на полу, что-то изредка произносила, что-то периодически выкрикивала. Иногда ее одолевало буйство, тогда она била ладонью по полу, не чувствуя при этом боли.

Она продолжала лежать на полу, ее глаза были открыты, но она ничего не видела. Вернее, то, что она видела, не имело ничего общего с реальностью.

Откуда-то не то сверху, не то с боку внезапно появилось разноцветное облако. Оно приближалось, и Анжелика увидела, что на самом деле это не облако, а ее муж. Только вид у него был необычный, он весь светился и сиял разными цветами.

«Как ты?» – спросил он.

«Мне очень плохо, я умираю, а может быть, и умерла. Грань между жизнью и смертью такая тонкая, что не всегда можно понять, что происходит».

«Ты жива, – уверил ее муж. – Ты не можешь умереть раньше того, как исполнишь клятву Афродиты. Ты помнишь о ней?»

«Я ни на минуты ее не забывала. Но это так трудно исполнить клятву. Любимый, освободи меня от клятвы».

Муж отрицательно покачал головой, и его цветовая гамма вдруг померкла, стала темной, почти непроницаемой. Анжелика поняла, что он сердится.

«Это невозможно, даже если бы я захотел, но все равно бы не смог. От клятвы нельзя освободиться, она потому и клятва, что дается навечно и подчиняет человека целиком. Выполнение клятвы важнее, чем чья-либо жизнь. Тебе придется дойти до конца».

«А если я больше не муку терпеть эти муки, если кончились силы?»

«Силы не кончаются, исчерпывается мужество. Но человек без мужества – это уже не человек».

«Тогда я не хочу быть больше человеком».

«Нет, я знаю тебя лучше, чем ты сама. Эта минута твоей слабости, твое сознание и твоя воля парализованы. Но вот увидишь, это временное состояние. – Тело мужа вновь засияло разноцветьем красок. – Ты все преодолеешь. Ты даже не представляешь, какой в тебе таится огромный запас сил. Помни, никто, кроме тебя, не может спасти меня. Только ты. Если дрогнешь, погибнем оба. Выстоишь, тогда мы выживем. Прощай».