Книга Отважное сердце - Робин Янг

В центре комнаты под отверстием в крыше горел огонь. На неубранной постели вытянулась черная собака. Роберт огляделся по сторонам, пока Эффрейг запирала дверь. Протиснувшись мимо него, она опустилась на табурет, расправив подол своего коричневого платья. Взяв в руки чашу с какой-то темной жидкостью, она поднесла ее ко рту и сделала несколько шумных глотков. Роберт неловко присел на корточки рядом с огнем. Здесь же лежали несколько поленьев. Он сунул одно из них в костер, чувствуя, что старуха не сводит с него внимательных глаз. Роберт ожидал, она спросит, что он здесь делает. Ответ был у него наготове, но вопроса не последовало. Тишина стала невыносимой, и он, не выдержав, сказал:

— Я хочу, чтобы ты сделала для меня кое-что.

Эффрейг опустила чашу на колени и вытерла губы тыльной стороной ладони. Кожа у нее была бледной, почти прозрачной, туго натянутой на скулах и на выступающем высоком лбу. Пепельно-седые волосы были заплетены в косички, перевязанные кожаными ленточками, и густой волной ниспадали ей на спину. В резких чертах ее лица до сих пор виднелись следы потрясающей былой красоты, но их портило заношенное бесформенное платье, мешком висевшее на ее высохшей фигуре, черная кайма под ногтями, хлопья перхоти в волосах и коричневые старческие пятна на пожелтевшей коже и скрюченных пальцах. Она вызывала в Роберте странную смесь отвращения и восхищения, презрения и благоговейного страха.

Она ничего не ответила на его слова.

Роберт вновь перевел взгляд на огонь.

— Когда я приносил клятву рыцаря, мой дед взял с меня слово, что я буду защищать право нашей семьи на трон. Тогда я не понимал, как этого можно добиться. Я воспринял его слова как смелый вызов, который должен показать народу Шотландии, что он не склонится перед Баллиолом. Но я знаю, что он верил в то, что говорил. Он имел в виду, что наша семья рано или поздно, но займет трон, сколько бы времени для этого ни понадобилось. Это стремление жило в нем на протяжении шестидесяти лет, с тех самых пор, как король Александр II назвал его своим наследником. В Англии, при дворе короля Эдуарда, я стал… — Роберт умолк, глядя на свои руки. — Я отступил от этой клятвы, соблазненный обещаниями власти и благосостояния, теми вещами, которые были очень нужны моей семье. Эти посулы заставили меня совершить определенные поступки. Совершить то, чего я более не в силах изменить. — Он пристально смотрел на пляшущие языки пламени. — Я нарушил рыцарскую присягу. Я не смог защитить королевство и своих людей, не смог выполнить свой долг графа и не сдержал слова, данного деду. Когда мой отец начал переговоры с Эдуардом о том, чтобы занять трон, игнорируя мое право на престол, я не стал мешать ему. Как я мог занять трон королевства, которое сам же и помог разрушить?

Эффрейг опустила чашу на пол. В глазах ее плясали отблески пламени. Но она по-прежнему молчала.

— На переговорах в Ирвине мне стало ясно, что нет такой стороны, на которую я мог бы встать. Англичане презирают меня, а соотечественники не доверяют. Уоллес и остальные подняли восстание от имени Баллиола. Я не могу сражаться с ними. Это будет такое же нарушение клятвы, как и то, когда я воевал за Англию. Но я знаю, что должен сделать. То, что должен был сделать много месяцев назад. — Роберт испытывал неловкость, собираясь произнести свою просьбу вслух. В ушах у него зазвучал голос отца, но он отогнал его. — Я хочу, чтобы ты сплела мою судьбу, — закончил он. — Как ты сделала это для моего деда.

Когда колдунья заговорила, голос ее прозвучал немногим громче шепота:

— И в чем же состоит твоя судьба?

Сейчас он смело встретил ее взгляд, все сомнения и колебания отлетели прочь.

— Стать королем Шотландии.

Уголки губ старухи приподнялись в улыбке. Нет, это была не мягкая и добрая улыбка. Это была усмешка, жесткая и опасная.

— Мне понадобится что-нибудь из твоих вещей, — вставая на ноги, сказала она.

Роберт внутренне проклял себя за глупость. Он принес с собой несколько монет, чтобы заплатить ей за труды, но более у него ничего не было. Ему следовало вспомнить о предметах, которые лежали внутри плетеных клеток. Он осмотрел себя, но на нем была лишь та одежда, в которой он пришел сюда: голубая туника, пара штанов и сапоги, да кинжал на поясе, который он прихватил на всякий случай. Но кинжал представлялся ему неуместным символом претензий на королевский трон.

— У меня ничего нет.

Эффрейг задумчиво нахмурилась, а потом подошла к полке у дальней стены комнаты, на которой лежали пучки трав. Рядом со ступкой покоился старинный пестик. Подняв руку, она сняла с потолочной балки букетик высохших цветов. Вглядываясь в темноту прищуренными от напряжения глазами, она сняла еще два пучка трав. Когда она вернулась в круг света, Роберт понял, что первым она сняла высохший букетик вереска. Вторым был пучок дрока, а третий он не распознал.

Колдунья вновь опустилась на стульчик без спинки, разложив травы на коленях. Роберт поджал ноги под себя, сидя у огня и наблюдая за ее работой. Когда Эффрейг разобрала спутанный пучок трав, комнату наполнил сладкий запах вереска. Выбрав из связки три самых пушистых стебелька, старуха принялась сплетать их вместе. Из-под пальцев у нее сыпались крошки высохших цветочных головок, падая ей на юбку и оттуда соскальзывая на пол. Когда одна косичка была готова, она выбрала три новых стебелька и стала плести другую. Пальцы ее так и мелькали. Совсем скоро у нее получилось девять жестких косичек, и она принялась соединять их в венок. В каждое звено она вплетала веточку дрока и стебелек третьего растения.

— Полынь, — пробормотала она. — Венок для короля, так ее называли в прежние времена.

Ее мелькающие ловкие пальцы оказывали гипнотическое действие, а запахи трав и древесного дыма кружили голову. Роберт почувствовал, как веки у него наливаются тяжестью, а глаза закрываются сами собой. Он не спал нормально с тех самых пор, как неделю тому покинул Ирвин. Руки и ноги у него отяжелели, словно налитые свинцом.

Он очнулся, как от толчка, и увидел, что колдунья склонилась над ним, держа в руках венок из трав. Его судьба воплотилась в корону, сплетенную из вереска и дрока. Он вдруг вновь увидел себя стоящим вместе с дедом на вершине холма Мут-Хилл; вокруг них сгущались тени, каменная плита позади была пустой, ждущей нового короля. В ту ночь он почувствовал, как обступили его призраки предков. И вот теперь он ощутил, как они вновь собираются здесь, в этой комнате, молчаливые и снедаемые нетерпением, когда Эффрейг наклонилась, чтобы водрузить венок ему на голову. При этом она пробормотала несколько слов на языке, которого он не знал, странной смеси латыни и гэльского наречия.

Проделав это, она отошла к полке, на которой лежали пучки трав. Сунув руку в мешок, стоящий у ног, она вытащила оттуда связку выбеленных непогодой прутьев с ободранной корой. Ее пальцы вновь замелькали, сплетая кривобокую, пустую клетку, достаточно большую для того, чтобы в ней поместился венок, который она и вложила внутрь перед тем, как стянуть верхушки прутиков кожаным шнурком.

Наконец она повернулась к нему: