Книга Крылья - Юрий Нестеренко

У гантрусов с их склонностью к висячим галереям принято писать номера домов крупно и высоко, чтобы их было видно и снизу, и сверху; на особняке я номера не видела — очевидно, он был на воротах ограды, — зато разглядела между пиками номер на соседней башне: 27 и иероглиф, обозначающий левую сторону улицы. У гантрусов нет общей нумерации с чередованием четной и нечетной стороны, как в Ранайе, — вместо этого отдельно нумеруется левая сторона улицы и отдельно — правая. Стоп, но разве адрес на конверте гласил не «в дом 27-левый»? И если этот дом — там, то куда же ведут меня?

В голове тут же пронеслось несколько не самых приятных предположений вроде того, что послание из фактории было перехвачено врагами Фах-Ца-Гара и все дальнейшее — просто инсценировка с целью заманить меня и выведать мой, а значит, и его секрет. Но для этого не нужно было везти меня так далеко и тем более проводить решающую фазу операции у него под носом, в соседнем доме…

Внезапно, уже готовясь шагнуть с выжженного солнцем двора в прохладный полумрак дома — и не имея представления, чем закончится для меня этот шаг, — я поняла, в чем тут дело. Гантруская цифра «восемь» отличается от семерки лишь одной короткой черточкой. Которую можно не поставить случайно, из-за какого-нибудь волоска, попавшего под перо. Таким образом, для непосвященного ошибка в адресе выглядит невинно. Но для знающего именно она является паролем, по которому Фах-Ца-Гар сразу понял, о депеше какого рода ему доложили с юга.

Я ступила под своды арки. В этом доме даже черный ход не был простой дверцей в стене, но у подножия лестницы один из провожатых опередил меня и преградил мне путь.

— Прежде чем ты пройдешь к господину Ца-Гару, мы должны обыскать тебя, — сказал он.

Катастрофа! Требование их вполне разумно — под гантруской хламидой можно пронести что угодно. Естественно, искать они будут оружие, а не крылья, а вот найдут…

Никаких логических аргументов у меня не было, но интуитивно я поняла, что мой последний шанс — в наглости.

— Да что вы себе позволяете?! — воскликнула я, надуваясь, как переспелый йовул. — Я вам что, служанка из низшей касты? Да вы знаете, какую миссию я выполняю? Вы представляете, кого вы оскорбляете в моем лице? Не знаете! Еще бы, вам и близко не положено знать подобных вещей! Ваш хозяин спустит с вас шкуру, если узнает, что мне чинились препятствия! Что вам нужно? Оружие? Разумеется, у меня есть оружие! У меня есть нож, которым я перерезала горло хардаргскому часовому. А еще у меня есть руки и ноги, которыми я тоже умею убивать. Прикажете мне их отрезать для вашего спокойствия?!

Разумеется, я все это время ждала ответа, что приказ об обыске исходит лично от господина Ца-Гара, но его не последовало. Вместо этого гантрус даже чуть попятился, смущенный моим натиском. Не исключено, что женщина кричала на него впервые в жизни и он никак не мог поверить, что такое возможно.

— Это нечистые духи знают, что такое! — продолжала бушевать я, чувствуя все большую уверенность. — Я не для того пересекла океан и континент, чтобы терпеть оскорбления от каких-то холопов! Куда вообще катится Гант-Ру? С каких это пор касты слуг считают себя вправе вмешиваться в деловые отношения между благородными аньйо?!

И тут он резким движением выхватил откуда-то из складок своего одеяния свистульку и издал пронзительную переливчатую трель. Все, поняла я. Сейчас сюда сбежится вооруженная подмога, а у меня ничего нет, кроме ножа, и бежать некуда…

Но вместо этого на верхнем витке отраженной в зеркале лестницы показался лишь один гантрус, одетый похоже, но более пышно. Полагаю, это был начальник охраны.

— В чем дело? — строго спросил он.

— Та, что доставил нарочный, протестует против обыска, удгам, — ответил свистевший. Последнее слово, очевидно, было кастовым титулом.

— А кто вам позволил ее обыскивать? Немедленно пропустить.

— Но, удгам, приказ касается всех незнакомцев… — растерянно начал страж.

— Ты не слышал, что я сказал, болван? Ты не понимаешь, что доставленный с нарочным — уже не незнакомец? Проходи, — обратился он ко мне.

Я шагнула на лестницу. Пристыженные стражи топали за моей спиной. Мой путь до кабинета Фах-Ца-Гара занял немного времени, но этого оказалось достаточным, чтобы я вдруг поняла, что вся моя заранее выстроенная теория неверна.

Кое-что меня смущало и раньше. Допустим, то, как лихо меня доставили сюда с юга, объяснялось нетерпением, с каким Фах-Ца-Гар ожидал важного донесения от своих ранайских агентов. Но зачем столько степеней защиты у побывавшей у меня в руках депеши? Письмо зашифровано да еще написано невидимыми чернилами, и ими же написан адрес. Подобрать ключ к шифру, как я предполагала, невозможно за реальное время — зачем тогда все остальное?

Допустим, письмо перехвачено и кто-то в Гантру узнал, что глава компании Фахов получает секретную корреспонденцию от своего брата или, быть может, коллеги. Ну и что? Разве сам факт существования коммерческих тайн и связанной с ними переписки бросает на кого-то тень? Разве знание этого факта может повредить Фахам или автору письма, чье подлинное имя на конверте не указано? Допустим даже, обстоятельства перехвата письма дают понять, что оно отправлено из-за границы. Ну и что — гантруский закон ведь не запрещает купцам иметь своих агентов за рубежом.

Но все меняется, если Фах-Ца-Гар сам является ранайским агентом и депеша может изобличить его в этом.

Конечно, поверить в это было трудно. Сколько же нужно денег, чтобы купить фигуру такого масштаба? Вообще, будь у меня хоть десятая часть его состояния, я бы ни за какие дополнительные миллионы не стала играть в опасные игры с иностранными разведками. Как говорится, в могилу деньги не унесешь… Но и поговорка «жаден, как гантруский купец» родилась недаром. Если в ранайском «жадность» и «скупость» — почти синонимы, то в гантруском это практически противоположные понятия. Жадность — желание заполучить как можно больше, скупость — нежелание тратить. Второе презирается, но первое считается добродетелью, по крайней мере для высшей касты.

Вообще, в Гантру у разных каст разная мораль. И то, что моя наглость со стражами сошла мне с рук, было тому подтверждением. Если бы я была всего лишь посланцем его ранайского слуги, со мной бы не церемонились. Совсем иное дело — если я представляла хозяев…

Но это же все меняет! Мне уже не надо плакать в рукав и ждать, пока меня вышвырнут пинком. Я могу сама диктовать условия!

Едва успев подумать об этом, я предстала перед Фах-Ца-Гаром. Он сидел в яйцевидном кресле за дугообразным столом и шевельнул бровью при моем появлении, сочтя, видимо, такую форму приветствия достаточной. Главе компании, должно быть, не было и сорока, у него было худое костистое лицо с длинным подбородком и классическими для гантруса узкими черными глазами.

— Итак, у тебя письмо от Ра-Дада? — На сей раз он шевельнул не бровью, а пальцами, ожидая, очевидно, что я протяну ему депешу. — Как он поживает?