Книга Вестники времен: Знамя над Тауэром - Андрей Мартьянов

— Надо его осмотреть, — твердо сказал отец Колумбан. — Джонни, пожалуйста, приготовь свое оружие. Мишель пойдет в десяти шагах за нами.

И святой отшельник смело двинулся вперед. К неизвестному чудовищу, залегшему среди молодой сосновой поросли.

«Опознавательный знак… — Гунтер машинально отправился вслед за отцом Колумбаном. Под каблуками сапогов ломались опавшие с деревьев подгнившие веточки и едва слышно щелкали лопавшиеся ягоды брусники. — Звезда красного цвета принята у русских. Флаг похож на французский, но здесь расположение полос горизонтальное и цвета стоят в другом порядке. Двуглавый орел остался только у австрийцев, но после аншлюса Австрии Рейхом два года назад этот герб не используется… Кто они? Впрочем, в России до большевистского переворота были аналогичный герб и флаг. Отец показывал мне их в энциклопедии Брокгауза… Что же это получается? Символ коммунистов вместе с гербом Российской монархии? Господи, бред какой…»

— А-а-а! — Гунтера из ступора вывел истошный вопль отца Колумбана. — Помоги-ите!!

Германец резко обернулся. Начались чудеса. Отшельник возносился к небесам. Почему-то вверх ногами. Лишь через пару секунд Гунтер сообразил, что святого отца прихватило за ногу хитроумной сделанной и укрытой листьями веревочной петлей. Сбив голенью рогатину, удерживавшую молодую сосенку в согнутом положении, монах попал в ловушку. Дерево выпрямилось, мгновенно натянув тонкий канат, и ступня отца Колумбана оказалась спутанной тугим веревочным капканом. Орущий благим матом старец взмыл метра на три в воздух и, покачиваясь да вертясь вокруг собственной оси, повис над землей.

Гунтер уже занес ногу для следующего шага, надеясь придти на помощь святому отцу, но тут приключилась беда с остановившимся на полусогнутых ногах и держащим перед собой обнаженный меч сэром Мишелем. Рыцарь просто-напросто провалился сквозь землю. Волчья яма. Укрытая прутьями и старательно замаскированная листвой волчья яма. Судя по яростным ругательствам, донесшимся из недр, Мишель остался жив и невредим. Разве что ушибся сильно.

Значительно позже, этак через месяцок, Гунтер оценивал эту сцену как исключительно забавную. Один охотник болтается под ветвями дерева, прихваченный за одну ногу крепкой пеньковой веревкой, второй сидит в яме и вопит, будто еретик на инквизиционном суде, а третий…

Германец, мигом уяснив, что сейчас лучше вообще не шевелиться, а встать на месте как столб, превратился в аллегорическую фигуру Настороженности. Он понимал, что если сделает хотя бы одно лишнее движение, то попадет в следующую ловушку, устроенную гостем. Еще Гунтер заметил тонкую проволоку, натянутую над землей всего в полуметре от голенища его сапога. Это могло значить все, что угодно — от привязанных к ней колокольчиков, до сюрприза в виде противотанковой мины. Счастье, что умудрился не попасть в другие мышеловки, установленные хитроумным незнакомцем!..

«Дела… — отрешенно подумал Гунтер. — Как мы его недооценили! Если бы я оказался в его положении, то никогда бы не додумался сделать круг ловушек возле своего „Юнкерса“. Теперь понятно, зачем он покупал веревки в деревне. Так… Черт возьми, где он может находиться сейчас? Я бы просто сидел в кустах, тихонько хихикая, и любовался бы на творение своих рук. Как угодно, но я должен вступить с ним в контакт. Пусть он даже не знает немецкого языка. В конце концов, отца Колумбана жалко — не может пожилой человек долго болтаться между небом и землей.»

Поэтому Гунтер принял самое немудреное решение: сел на землю, демонстративно отстегнул с пояса кобуру, поднял ее над головой, показывая неизвестно кому и отбросил в сторону. Метра на три-четыре.

— Эй, — прокричал он на своем родном языке. — Выходи! Мы сдаемся!

Тишина. Но германец неким шестым чувством ощутил присутствие другого человека. Он был совсем рядом. Буквально в нескольких шагах.

— Ты говоришь по-немецки? — Гунтер внимательно огляделся, стараясь не обращать внимания на мученические стоны отца Колумбана, уцепившегося за ствол дерева да так и застывшего в позе жука, ползущего по травинке, и гневные ругательства молодого Фармера. — Я раньше жил в двадцатом веке! В Германии! Я офицер Люфтваффе!

Очень тихие шаги за спиной. Гунтер решил не оборачиваться и положил руки на траву.

— Sidi smirno, suka! — послышался тихий голос и шеи германца коснулось гладкое дуло пистолета. Второй рукой гость провел по его поясу, по бокам и животу — искал оружие. Гунтер чувствовал его дыхание — чуть тяжелое и прерывистое. — Ruki podnimi.

«Знакомый язык! — господин оруженосец буквально подпрыгнул бы на месте, не холоди шею оружейный металл. А выстрел мог последовать в любой момент — это Гунтер чувствовал подсознательно, инстинктом военного. — Польский? Нет, ошибаюсь. Там много шипящих. Греческий? Абсурд… Конечно же, русский!»

И он, вспомнив поездку в Россию осенью 1939 года, произнес два единственных русских слова, которые знал:

— Водка. Сталин.

— Сталин? — замер человек, стоявший за спиной. — Сталин…

Потом он снова что-то сказал, но Гунтер не понял, что именно. Ясно было одно — интонация вопросительная.

— Do you speak English? — Райхерт-младший, спасибо отцу, профессору-лингвисту, отлично говорил на английском и подумал, что гость может знать этот язык. А если нет? Господи, как же с ним объясниться?

— Yes, — в голосе незнакомца появилась неуверенность. — Who are you?

— Я немец, — пытаясь сохранять спокойствие, ответил Гунтер на языке Шекспира, — офицер военно-воздушных сил. Пожалуйста, уберите пистолет. Не дай Бог выстрелит.

— Не выстрелит, — пробурчали сзади. — Вообще-то оружие на предохранителе. Ты действительно немец? Из ФРГ? Послушай, какая это страна?

Гунтер не нашел ничего умнее, как ответить:

— Нормандия, королевство Английское. Одна тысяча сто восемьдесят девятый год от рождества Христова.

Когда позади раздался шум падающего тела, германец ничуть не удивился.

* * *

— Я, конечно, понимал, что здесь все неправильно… Но чтобы настолько!

Очнувшийся гость сидел у разведенного Гунтером костерка и страдал. Большей частью на незнакомом языке. Иногда по-английски. Общий смысл его жалоб сводился, как понимал германец, вот к чему: «Не надо было ехать в эту проклятую Англию!»

Отец Колумбан, с большими трудностями снятый Гунтером с дерева, привалился спиной к толстому сосновому стволу и, беззвучно шевеля губами, рассуждал о бренности мирской жизни. Недовольный и злой сэр Мишель растирал отшельнику пораненную жесткой веревкой лодыжку спиртом из фляги. Старец морщился, но, как и положено святому, терпел.

Мишеля пришлось извлекать из волчьей ямы с помощью веревки. Незнакомец постарался на славу — ловушка была глубиной не меньше двух метров, с песчаными осыпающимися стенками. Невысокий рыцарь прыгал на дне ямы, пытаясь уцепиться за ее края или редкие древесные корни, но все попытки заканчивались плачевно. Когда наверху показалось лицо Гунтера, державшего в руках тонкий, но очень прочный канат, срезанный с ноги отца Колумбана, сэр Мишель взъярился окончательно: