Книга Грань - Джеффри Дивер

— Скажи, как мне поступить, чтобы задержать тебя на неделю? — шепнула она мне на ухо.

Я улыбнулся. Когда я с Пегги, мне всегда хочется стать самым улыбчивым человеком в мире, но не очень-то получается.

Когда же после еще нескольких поцелуев она выскользнула из моих рук, я не сдержался:

— Ты должна посмотреть, что мне удалось найти.

Я принес из прихожей пакет и достал полученную в субботу по почте игру. Открыл крышку и поставил коробку на стол.

— Чудо какое… — Пегги не такая любительница настольных игр, как я, но поскольку коробок с ними в нашем доме гораздо больше, чем книг, со временем она стала неплохо разбираться в них. — Это то, что я думаю?

— Да, и это оригинал.

Мы смотрели на самый первый выпуск «Страны сладостей» — простейшей, но, бесспорно, самой популярной из всех детских настольных игр. Еще малышом я играл в нее со своими братьями и приятелями. Достаешь карточку и двигаешь фишку посреди доски с нарисованным пейзажем, где есть и шоколадное болото, и гора жвачки.

— Джер, наверное, уже перерос ее, а вот Сэму понравится, — заметил я.

— С тобой в нее будет играть даже Джереми.

И я понял, что она права.

— А теперь садись и расслабься, — велела мне Пегги. Оглядев меня, она чуть насупилась. — Ты втайне от меня посещаешь спортзал? Как тебе удалось сбросить вес?

— Нет, просто в том месте, куда меня командировали, не очень-то хорошо кормили.

— Гм-м…

Она открыла дверь холодильника, а я спустился в свою «берлогу» и уселся в скрипучее кресло, окруженное полками, на которых стояла 121 коробка с играми. И мне пришла в голову мысль, как ни странно, прямо связанная с одной из моих последних подопечных.

Ты пришла к верному выводу, Джоанн. Нет ничего невозможного в том, чтобы прожить две разные жизни. На публике и вдали от посторонних глаз. Темную и светлую. Сумасшедшую и исполненную мирного здравого смысла.

Но вот только для того, чтобы они не соприкасались друг с другом, нужно приложить немалые усилия. Иной раз, кажется, просто сверхчеловеческие.

Нужно уметь блокировать в памяти, забывать все, что связано с твоей светлой, твоей подлинной жизнью, отказаться от всех воспоминаний о родных тебе людях, когда ты работаешь. Помнить о них постоянно — слишком рискованно, а иногда и смертельно опасно.

В своей тайной жизни нужно принять и понять необходимость полного одиночества. Как это делаю я обычно четыре-пять дней подряд, мотаясь по дорогам и явкам и считая своим единственным домом коттедж в Александрии, наем которого оплачивает мне государство, чтобы я все время находился где-то рядом с офисом. И хотя там поблизости мой любимый игровой клуб, хотя там я поместил некоторую часть своей коллекции, а по стенам развесил какие-то снимки и грамоты, полученные за свою службу, для меня это всего лишь времянка, пустое место, пахнущее краской и картоном. Но никак не настоящий дом.

Однако труднее всего в такой двойной жизни — необходимость постоянно врать.

Пегги знает, что я работаю на правительство, но поскольку я дипломированный математик и программист, она считает, что в мои служебные обязанности входит научный анализ безопасности федеральных объектов внутри страны и за рубежом. Я убедил ее, что большая часть моей работы засекречена и мне запрещено распространяться о ней, но по крайней мере Пегги считает ее совершенно безопасной. Даже скучноватой. Столько цифр и непонятных диаграмм!

Она понимает и, надеюсь, мирится с тем, что меня нельзя расспрашивать о моих конкретных заданиях.

И я, в свою очередь, не делюсь подробностями своей личной жизни ни с кем из коллег. Даже с теми, кого считаю друзьями, вроде Фредди. Конечно, где-то в глубинах самых секретных кадровых архивов правительства есть мое полное «личное дело», в котором фигурируют и Пегги, и дети, и моя матушка — она живет в Сан-Диего, — и трое моих старших братьев, один из них возглавляет страховую компанию, а двое преподают в колледжах. Эти бумаги, несомненно, необходимы, если я погибну (кому выплачивать компенсацию?) или выйду на пенсию (выслуга лет, награды, поощрения по службе), да мало ли для чего еще! Но я сделал все, чтобы на них навечно стоял гриф «Совершенно секретно».

Или есть еще такой — КНЗ. Для тех, «Кому необходимо знать»…

А для подавляющего большинства людей, с которыми меня сводит профессия, я — бездетный бобыль, обитающий в старой части Александрии, вероятно, даже вдовец с какой-то трагической тайной в прошлом (история о бывшем парне моей жены, которую я рассказал Мари, не была выдумкой, но кончилась не так драматично). Со стороны я кажусь сухарем, посвятившим жизнь работе, неулыбчивым и лишенным чувства юмора. И предпочитаю, чтобы меня знали только под коротким именем Корт, пусть кое-кто и считает это претенциозным.

К моему облегчению, из этих раздумий меня вывел радостный крик, донесшийся из-за моей спины. Я поднялся из кресла и с улыбкой повернулся.

Мой младший сын, Сэмми, проснулся и стоял на пороге кабинета.

— Папочка! Ты дома!

На нем была пижамка, волосы взлохмачены, но каким же симпатягой он мне показался! Инстинктивно я отставил бокал с вином подальше, зная, что сын бросится ко мне в объятия с разбега. Приветствие, вошедшее у нас в традицию. И конечно, шлепая по полу босыми ногами, он ринулся ко мне, не обращая внимания на предостережения матери, донесшиеся из кухни.

А я лишь подбодрил его:

— Быстрее, Сэмми! Давай! — И в моем голосе, как я надеялся, прозвучало столько же любви, сколько я в себе ощущал. И вот его тельце взметнулось в воздух, а я подобрался и убедился, что достаточно твердо стою на ногах и мой сын безопасно приземлится в надежные руки отца, так долго ждавшего этого момента.