Книга Добрая фея короля Карла - Владимир Васильевич Москалев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Урсула молчала. В голове у нее билась мысль: воздалось-таки по заслугам второму Валуа, и убила его Эльза!.. Ай да девчонка, сумела все же! А этот молодой охотник, бесспорно, имеет намерение отомстить и этим, быть может, заслужить похвалу…
Теперь она знала все. Оставалось приступить к исполнению приговора, который она вынесла несколько минут назад. Этот злоумышленник пришел за жизнью ее дочери, и он не оставил ее матери выбора… Она посмотрела на него долгим взглядом и коротко бросила:
– Идем.
– Куда? – не понял Аселен.
– Я покажу тебе ее логово. Говоришь, ее уже дважды пытались схватить, но ей удалось уйти? Значит, она дома: город стал опасен для нее.
И Урсула углубилась в лес. Всадник последовал за ней. Но недолго проехал, пришлось спешиться: ветки били по лицу.
Они шли молча. Куда? Об этом знала только эта старая женщина. Она уверенно, не глядя по сторонам, шагала одной ей известной дорогой; ее спутник не переставал удивляться: как она находит путь, если не видно ни одной тропки? И вообще, куда это они? Если к ведьме, то старуха, по всему видно, хорошо с ней знакома, коли безошибочно выбирает направление. На его вопрос она ответила:
– Я одинока и тоже живу в лесу. Мимо моего дома нам не пройти. Как же мне не знать дорогу?
– А у тебя есть вода? Хочется пить.
Глаза старухи вновь блеснули недобрым огоньком. Помедлив, она проговорила:
– У меня есть хорошая вода. Тебе понравится.
– Скорей бы уж дойти.
Неожиданно она остановилась. Она специально вышла к этому месту. Здесь, меж двух елей, прятались в траве кустики с замысловато изрезанными листьями – те самые, которые когда-то так понравились Эльзе, но мгновенно вызвали у нее страх…
Спутник глядел на Урсулу и не понимал. Странная какая-то старуха: уставилась в землю и стоит молча. Что она увидела там, меж елей? А она тем временем обратила к нему лицо, являвшее само добродушие.
– Раз уж мы здесь… Видишь эти листочки?
Аселен посмотрел, куда она указывала рукой.
– Конечно. И что же?
– Кто сорвет их и разотрет в пальцах, силу будет иметь великую и неугасаемую…
Он пожал плечами:
– Да я и так не слаб.
– О другой силе говорю, о мужской. Женщинам, как известно, всегда мало, а мужчина очень скоро слабеет. Потри и понюхай – долго не ослабнешь. В карман возьми про запас…
Аселен с готовностью склонился, сорвал лист, другой, долго тер в ладонях, разминая в кашицу, потом стал нюхать.
– Нравится? – пытливо смотрела она на него.
– Не знаю. Нет запаха.
– Зато есть толк. Идем дальше.
– Далеко еще?
– Недолго уже.
Они возобновили путь. Старуха опять молчала, опустив голову. Шагала размеренно, тыча клюкой в траву, а губы шептали:
– Пора бы уже… Но молодой, сильный… Да и сентябрь, не июль – сок слабее…
Словно в подтверждение ее слов, Аселен бодро шагал рядом, полный надежд. И вдруг перед глазами поплыли круги, его качнуло. Недоумевая, он остановился. Тошнота подступила к горлу, но внезапно отпустила. Он поглядел на старуху.
– Что это?.. Как будто плохо мне.
Она успокоила, улыбаясь:
– Долго не ел, хочешь пить, вот и причина. Да и в лес попал, догадываюсь, впервые, а воздух его пьянит, так и валит с ног.
Аселен бледнел на глазах, дыхание становилось частым, трудным.
– Да долго ли еще до твоего дома? Скорее бы уж… Во рту горит, воды бы…
– Скоро уже. Вон, видишь, изба? Мой дом. А ее…
– С ней потом… Плохо мне… Полежать бы…
– Еще немного, сотню шагов; там и полежишь.
– Пить…
Кое-как они дошли. Аселен уже еле держался на ногах. Урсула молча наблюдала за ним. Все так, как и должно быть. Но это еще долго, а она не хотела ждать. К ней в дом пришел враг, и уйти отсюда живым он не должен. Что делать дальше, она знала. И она торопилась. Скорее… Смотреть на него нет сил; любоваться будут волки.
– Сюда, сынок. – Рукой она указала на охапку сена в углу. – Ложись, устал ты…
Аселен снопом повалился на пол.
– Ты обещала воды…
– Потерпи немного. Лихорадка у тебя; вода не поможет. Есть у меня снадобье…
– Давай скорее!
Ему все тяжелее становилось дышать. Он распахнул ворот куртки. Взгляд беспокойно бегал по потолку, цеплялся за стол, кровать неподалеку, за очаг, где старуха колдовала над мисками и горшками. А она тем временем сняла крышку с кастрюли, зачерпнула ковшом густую темно-коричневую массу, вылила ее в миску с водой, стала помешивать деревянной ложкой, что-то одновременно подсыпая. В кастрюле этой она держала отвар. Он убивал, но он же и лечил. Тряпицей, смоченной в нем, она мазала ноги, чтобы не ныли по ночам, и шею, чтобы не болела и голова поворачивалась без боли. Это был тот самый отвар, которым Эльза пропитала тунику, но там концентрация яда была мала, здесь – максимальна. Тряпицу эту Урсула частично обезвреживала противоядием. Средство действовало, снимая любую боль, возвращая желание жить; но, попадая внутрь, оно убивало все живое, исключая крупного зверя…
Она вылила из миски в тот же ковш, бросила подсластитель. Не понимая, что она делает, Аселен смотрел на нее и жалобно стонал, прося пить. Она подала ему ковш. Он жадно приник к нему губами…
Она ждала. Это должно подействовать быстро, она знала; у того, кто лежит на полу, не оставалось даже минуты, чтобы помолиться, попросить Бога забрать к себе его душу. Вот и хорошо: гость – добыча дьявола, достаться должна ему. Она хотела отвернуться, но не смогла пересилить в себе желание увидеть чудовищный оскал смерти, пусть даже она вошла в ее дом. Как вошла, так и выйдет. А зрелище, которого ждала старуха, лишний раз даст доказательство ее правоты, конца, отмеренного ею в вихре времени…
И он наступил в строго установленный ею час. Аселен протянул руку с ковшом и вдруг замер, выронив ковш и вытаращив глаза. Шарф съехал, и он увидел косой шрам на шее у старухи!.. А ведь он знал, ему рассказывала посудомойка, уверяя, правда, что старуха та давно мертва.
– Резаная Шея!..
То были его последние слова. Он задрожал, забился в судорогах и, уставившись на старуху, резко приподнялся; руки потянулись к горлу, стали царапать его, рот широко раскрылся, язык вывалился. Он хотел еще что-то сказать, по всему видно, даже закричать, но не смог: жизнь уже покидала тело, оставив ему всего несколько секунд для того, чтобы конвульсивно забиться
