Книга Царица Теней: возвращение Персефоны - Инна Ласточка

подвластными внешнему воздействию.

Зевс заметно вздрогнул, а Эпиона, ликуя, продолжила.

— О, только ты так некстати вдруг прочувствовал свою любовь к Гере, что чуть не сорвал мой план. Пришлось избавиться и от неё. Я могла проиграть, но Гера оказалась настолько ослеплена ревностью, что заметила всё слишком поздно, её божественных сил уже не вернуть, и даже если благодетель не сможет добиться желаемого, она никогда не станет прежней. А потом я убрала с пути и Афину… какие тонкие и нежные у тебя струны души, Зевс, что одного движения достаточно, чтобы ты возненавидел то, что любил всем сердцем.

Зевс дёрнул цепи так, что будь они из обычного металла — разлетелись бы на мелкие кусочки.

— Вспомни, что в последние годы ты говорил Гере, Афине, вспомни, что говорил братьям и сыновьям… — Эпиона рассмеялась, заметив бесконечное потрясение в его глазах. — Твои ли это мысли, Владыка мира? Того ли ты желал?

— Пророчество Пифии сбывается, — прошептал Зевс и громко спросил. — Кто из моих братьев пошёл на это? Кто из них помогает тебе?

— Глупец! — её смех разносился в пустоте и отлетал от скрытых темнотой стен.

Только теперь, когда радость Эпионы так очевидно проявилась перед ним, стало ясно — она безумна, и всё её прежнее показное спокойствие было лишь для дела, только для того, чтобы заманить богов в ловушку. Тот, кто держал её разум в рамках приличий, теперь отступил, и Эпиона, измученная божественным вмешательством, рухнула на землю с распахнутыми глазами и застывшей улыбкой на губах.

***

Солнце опускалось за горизонт, и его по-весеннему тёплые лучи искрились в набегающих на берег волнах. У кромки воды в одних джинсах, завёрнутых почти до колен, стоял Максим Невский — он смотрел на солнечные блики, щурясь от лёгкого ветра, и ждал. В звуке волн он слышал некий ритм, который едва уловимо изменился перед её появлением — волны встрепенулись, и из них, словно рыжая морская медуза, показалась Клесс в лёгком шёлковом платье и почему-то окружённая лепестками персиковых цветов. Она встала рядом с Максом, с интересом наблюдая, как волна смывает песок с их ног.

— Здесь красиво, правда? — сказала она. — И очень спокойно.

— Да, — ответил он, внутренне вздрогнув. — Если мы не спасём Зевса, всё это будет уничтожено.

Клесс рассчитывала на иную реакцию и разочарованно вздохнула.

— Мы справимся, — она склонила голову и коснулась его плеча, — нет ничего, что нам не по силам.

Макс посмотрел на неё, и в этот момент их запястья соединила золотая нить — мерцающая и живая, будто состояла не из божественной энергии, а из мёда высокого качества. «Протект» прочно связал их жизни, и даже если бы они захотели разорвать эту связь, то смогли бы только после всего — сейчас нельзя было рисковать, никто не мог предсказать, чем закончится преждевременный уход с должности в их случае. История богов не знала ничего подобного.

Может быть, лицо Макса выразило глубокую задумчивость или нечто такое, отчего Клесс пренебрегла собственными правилами приличий и решила спросить.

— Ты всё ещё любишь её?

Он втянул носом воздух, будто она насыпала снега ему за шиворот.

— Любовь создана, чтобы боги помнили о страданиях смертных, — ответ был слишком пространным, и Макс, осознав это, улыбнулся. — Наверное, можно сказать, что Тюхе благоволит мне, раз я единственный, кто так открыто заявил права на супругу Аида и выжил…

Клесс приоткрыла рот, изумлённая его словами, и вдруг рассмеялась.

— И правда, твоё божественное везение безгранично. Но ничего, мы найдём способ, разорвать это, — она взглядом указала на нить их связи, — и тот порочный круг, в который втянул нас Арес.

Макс пожал плечами.

— Будем рисковать, только если тебя это беспокоит, потому что мне это не доставляет неудобства… наоборот, — он смутился и усмехнулся, подбирая слова для объяснений, — я слышу твоё сердце и чувствую твои эмоции… это… даёт надежду.

Макс не смотрел на неё и не мог знать, каким светом в этот момент засветились её глаза.

— А Лана? — спросила она, немного помолчав. — Ты не сожалеешь?

— А есть смысл? Я не знал, кто она, но всегда чувствовал это… теперь, пожертвовав собой ради Лины, она получила желаемое…

— Твою любовь?

— Силу и признание… и любовь, наверное… — он помолчал немного, а потом сказал совсем другим тоном. — Меня только беспокоит, как Лана смогла так контролировать меня, ведь я наследник Афродиты и Гефеста, что равнозначно статусу первого бога второго поколения. И почему именно мне открылись письма Арианы, я ведь даже никогда не изучал тёмные письмена?

Клесс пожала плечами.

— Учитывая то, что рассказали твои родители, я склонна думать, что письма предназначались Гефесту, но явился ты, и как его сын смог их прочитать. А божественное воздействие Ланы… — она накрутила рыжий локон на палец, — я сама долго думала об этом, но все предположения приводят меня к тому, о чём и помыслить страшно…

Макс кивнул.

— Да. Враг может быть среди нас, и вполне вероятно, что он уже давно знает наши планы.

Клесс не ответила. Ветер стих, тени сгустились, и солнце скрылось за океаном, оставляя розовые блики на перистых облаках.

— Мы все здесь неслучайно, — наконец, сказал Макс, когда на небе вспыхнули первые звёзды, — переломный момент, в котором у нас только один шанс выжить. О другом подумаем после.

— Но после может и не быть, — тихо ответила Клесс.

Макс повернулся к ней. Темнота сгладила черты её лица, изменила цвет волос, и лишь глаза остались такими же, как прежде. Он взял её руку и обнял ладонями, словно хотел согреть.

— Нам всем есть, что терять. Мы не позволим будущему исчезнуть.

На миг они встретились взглядами, и лунный свет осыпался серебром на их волосы, окутывая божественным сиянием. Клесс улыбнулась и аккуратно отняла свою руку.

— Идём обратно, завтра ранний подъём. Тебе нужны силы, — она игриво толкнула его бедром, развернулась и скрылась в ночи, будто её и не было.

***

Лина бредила. Она то видела тени погибших родителей, то Деметру, превращающуюся в Ареса, то Амфитеуса, стоявшего за плечами Аида и насмехающегося над ней. Картинки мелькали перед глазами, изредка погружая её в спасительную тьму, в которой не было ничего, никого, лишь давно забытый детский страх, что божественные силы так и не проснуться, и страх совершенно новый, что она недостойна обретённых сил.

…Видения сложились в калейдоскоп, завертелись, ослепляя, и вдруг выбросили её в новое пространство. Всё здесь двигалось и стояло на месте, постоянно менялось и оставалось неизменном, кроме одного маленького участка под ногами. Лина осмотрела его — запылившийся