Книга Песнь Шаннары - Терри Брукс

Ну и что ему теперь делать?

Тепло разлилось по всему телу Брин. Она чувствовала, как пьянящий восторг уносит ее, точно она хрупкий листок, подхваченный водами великой реки. Брин открылась навстречу потоку и погружалась в себя. Видения, запахи и звуки — все сплелось и завертелось в головокружительном вихре странных фантазий, возникающих то в прекрасных светлых образах, то в бесформенном облике темных кошмаров. Словно бескрайнее море разлилось перед внутренним взором — волнующееся, изменчивое, — то вздымаясь приливом, то вновь отступая. Все стало совсем не таким, каким было раньше, но новым, непривычным и чарующим. Это был путь к себе, к своему “я”, превосходящий по силе и новизне любую мысль и любое чувство. Странный, захватывающий путь, для которого не нужны никакие причины, потому что он сам — причина и смысл.

Брин пела, и песнь желаний была точно хлеб и вода, что питали ее, и поддерживали, и давали жизнь.

Брин вошла в самую чащу Мельморда. Крух, — да что Крух! — весь привычный мир остался где-то там, далеко-далеко. А здесь был совсем другой мир. И пока Брин пыталась слиться с ним, он тоже тянулся к ней, вбирая в себя. Зловоние, жар и гниющие заживо дебри странного леса словно обнимали девушку, обретя в ней свое дитя. Искривленные ветви, вьющиеся стебли, травы тянулись к Брин, легко касались, ласково гладили ее тело, вбирая трепет волшебной мелодии, которая была эликсиром, возвращающим жизнь. С какой-то странной отрешенностью — будто бы издалека — Брин ощущала эти мимолетные ласки и улыбалась в ответ.

Она, Брин, казалось, перестала существовать. Какая-то часть ее еще сознавала, что все это просто ужасно: эти объятия колдовского леса, эти нежные, почти любовные, прикосновения. Но Брин уже отдалась безраздельно мелодии песни желаний. И сама она была теперь не той, что раньше. Все мысли и чувства, которые принадлежали только ей, которые и делали Брин тем, что она есть и была всегда, смыла волна темной магической силы; девушка стала чем-то иным — существом, подобным этому мрачному лесу, по которому шла теперь. Точно родственная душа, долго бродившая далеко-далеко, но сейчас возвращающаяся домой. И зло, что несла в себе Брин, было не меньшим, чем зло, ждущее ее здесь. Она стала такой же темной, как Мельморд. Брин слилась с ним в одно целое. И теперь принадлежала ему.

Где-то в самых глубинах души она еще понимала, что Брин Омсворд больше нет. Что Брин Омсворд растворилась в волнующей музыке песни желаний. И понимала еще, что это сама она, может быть не желая того, позволила себе стать этим мерзким, темным существом, которым теперь ощущала себя, и не вернется обратно к себе, пока не пройдет через самое сердце зла, захватившего теперь ее. Пьянящая эйфория, восторг и возбуждение, порожденные пугающей мощью песни желаний, грозили поглотить Брин безвозвратно и навсегда обратить в то ужасное существо, которым она хотела казаться теперь. Все эти странные, захватывающие видения — они всего лишь ловушки безумия. Еще немного — и оно уничтожит ее. То, что осталось от прежней Брин — лишь осколочек ее “я”, — сжалось и спряталось глубоко в душе, хранимое пока от прикосновения черной силы. А все остальное уже обратилось в иную сущность. В дитя Мельморда.

Брин шла вперед, но ничто не менялось: все те же сплетенные дебри вокруг, сумрак, мягкий как черный бархат, и тишина, словно безмолвие смерти. Неба не было видно, и только сумерки подступающей ночи проникали сквозь полог сплетенных ветвей. И пока Брин шла по этому лабиринту тьмы и удушающего жара, Мельморд шипел, учащенно дыша, ветви деревьев, стволы, заросли кустарника и ползучие стебли раскачивались и извивались. Но, не считая шипения, в лесу царила тишина — напряженная, выжидающая. И ничего живого: ни странников, ни темных тварей, что служат Мордам, ни Идальч — книги секретов магии, которая дала жизнь им всем.

Брин шла ведомая искоркой памяти, которую укрывала она глубоко внутри. Тихий невыразительный голос иногда пробивался в сознании: “Надо найти Идальч. Найти книгу черной магии”. Время словно распалось на тысячу мелких кусочков и больше уже не имело значения. Сколько времени прошло с тех пор, как Брин вступила в Мельморд? Час? Или больше? У девушки возникло странное ощущение, будто она бродит здесь очень долго. Словно она всегда была здесь.

Далеко-далеко что-то сорвалось с утесов и полетело в темную яму долины. Брин почти физически ощущала это падение и слышала крик падающего существа — Мельморд сомкнулся вокруг него, сжимая, круша, поглощая… И Брин смаковала эту ужасную смерть, чувствовала даже вкус крови пожираемой твари. Чужой им твари. А когда все было кончено, Брин захотелось еще. Ей было мало.

А потом сквозь пьянящий восторг пробился предостерегающий шепот. Брин вдруг увидела Алланона — смутный образ из почти забытого прошлого. Друид не казался уже таким высоким и неприступным: он весь как-то согнулся, некогда черные волосы стали седыми, лицо избороздили глубокие морщины; и он тянулся к ней через черную пропасть, которую Брин не могла преодолеть, и слова его были как капли дождя на оконном стекле. Совсем рядом, но все же на той стороне. “Берегись. Я еще не встречал ничего, что могло бы сравниться по силе с заклятием. Используй его осторожно”. Брин слышала слова, смотрела, как они растекаются, словно капли по стеклу, и вдруг поняла, что смеется над их бесполезным падением. Друид отступил и исчез. “Он же мертвый, — с изумлением напомнила себе Брин. — Его больше нет. Он ушел из Четырех Земель навсегда”.

Она звала его обратно, как будто его возвращение должно было напомнить ей о чем-то очень важном, но почему-то забытом. Он вернулся, выступив из тумана, и шагнул через пропасть, разделяющую их. Сильная рука друида легла на плечо Брин. Решимость и мудрость светились в спокойном взгляде Алланона. Словно он и не уходил никуда. Словно он всегда был рядом. “Это совсем не игра, — прошептал он. — Это — всерьез! Берегись!” Брин покачала головой. “Я — та, кто спасает и разрушает, — прошептала она в ответ. — Но кто же я? Хотя бы теперь скажи мне! Скажи мне…"

А потом — точно рябь прошла по воде — сознание Брин всколыхнулось, и образ друида распался, а она вдруг вновь оказалась в Мельморде. Лес дрожал как-то тревожно, и в шипении его появились недовольные нотки. Он почувствовал мгновенную перемену в Брин и тут же насторожился. Она поспешила вернуться к тому существу, которое изобразила своей песнью. С новой силой мелодия заклятия разлилась по дебрям Мельморда, убаюкивая его, успокаивая. Тревога и недовольство исчезли.

Она вновь пошла вперед, в пустоту, позволяя Мельморду себя поглотить. Свет бледнел, тени сгущались вокруг. Дыхание леса будто бы участилось. Ощущение их глубокого родства, созданное песнью желаний, стало еще сильнее. Брин затаила дыхание, предчувствуя, что цель уже близка. То, что она искала, — здесь, совсем рядом. Словно жаркий ток крови, это чувство разлилось по всему телу, и голос Брин, выводящий мелодию песни желаний, зазвучал напряженно и радостно. Магическая сила песни пронзила сумрачную мглу, и Мельморд задрожал, отзываясь.

А потом дремучая чаща вдруг расступилась — Брин вышла на широкую поляну, со всех сторон окруженную сплетением зарослей темного леса. Почти теряясь во мраке, в самом центре поляны стояла каменная башня — древняя, наполовину разрушенная. Словно несколько круглых башенок громоздились одна над другой — голый, крошащийся камень их стен походил на иссохший скелет. Ни единого растения — ни вьюнка, ни травинки — не лепилось к угрюмой башне. Лес обходил ее стороной, словно прикосновение к ней означало смерть. Брин остановилась, глядя на башню. Песнь желаний обратилась в выжидающий шепот. “Здесь! Сердце Зла — оно здесь! Идальч!” Завернувшись, точно в плащ, в свою магическую силу, Брин шагнула вперед.