Книга Надежда узника - Дэвид Файнток

– Чем Раджни так огорчил Джеренса?

– Огорчил? – осклабилась инженер. – Мне кажется, это не совсем подходящее слово. – Сандра одернула жакет, отряхнула брюки. В дверь изнутри ударило что-то тяжелое, грохнулось на пол. – Мы с мистером Торресом справимся сами, а вам лучше держаться подальше.

– Только не злоупотребляйте дубинкой, мистер Торрес, – буркнул я, отходя в сторону, хотя сам готов был свернуть Джеренсу шею.

– Есть, сэр. – На всякий случай Торрес отдал дубинку мне. – Вы готовы, инженер?

Сандра кивнула. Старшина, пригнувшись, ринулся в дверь, за ним Сандра. Вопли, визги, недолгая возня, тишина. Я осторожно просунул голову в дверь. Джеренс лежал, распятый, на полу. Торрес держал ему ноги, инженер Аркин – руки.

Джеренс снова начал визжать, но Сандра влепила ему пару звонких затрещин. Он притих. Его перевернули ниц, заломили за спину руки, надели наручники. Сражение закончилось, победили силы порядка.

– Что с ним делать, сэр? – спросила Сандра.

– В карцер его! Воющего Джеренса увели.

– Где мне теперь жить?! – снова заголосил Сулиман Раджни. – Посмотрите, что он наделал! Я подам на него в суд! Пусть он возместит мне ущерб! Сломал мой компьютер! Он…

Я подошел к каким-то чудом уцелевшему телефону, вызвал эконома. Стенания Раджни не прекращались, пока не пришли Сандра, Торрес и эконом Резик.

– Мистер Раджни, составите с мистером Резиком перечень утраченного. А вы, мистер Торрес, обыщите каюту. Возможно, в ней еще остались наркотики, – приказал я.

– Есть, сэр.

Я развернулся и направился на капитанский мостик.

На следующий день, поглядывая на экран телевизора и вполуха слушая щебетанье Анни, я мучительно размышлял – как быть с Джеренсом? В его каюте нашли две ампулы с «дурью».

– В голубом пиджачке она была лучше, зря Рэйф сорвал его. – Анни комментировала какой-то дурацкий фильм. – Да ты меня не слушаешь!

– Слушаю, дорогая. – Я обнял ее за талию. – Могу повторить: Рэйф снял голубой пиджачок. Мне надо решить, что делать с Джеренсом.

– Правильно сделал, что разодрал тряпки Раджни. Я бы тоже так сделала.

– Все гораздо хуже. – Незаконное хранение, а тем более употребление наркотиков на борту корабля является тяжким преступлением. За это Джеренса упекут в колонию усиленного режима. Времена, когда к наркотикам относились терпимо, давно канули в Лету. Теперь за одно лишь их употребление дают огромные сроки. А я обещал Хармону ограждать Джеренса от опасностей. Значит ли это, что я должен замять дело с наркотиками?

Смотреть сквозь пальцы на уголовное преступление? Немыслимо!

– Надо разобраться с ним, как делают беспризорники, – посоветовала Анни. – Пусть несколько больших солдат затащат его в тихую комнатку и хорошенько побьют. Тогда он будет как шелковый.

Я содрогнулся. Впрочем, так поступают не только беспризорники. По слухам, подобные нравы бытовали на многих кораблях.

Пусть пока охладится в карцере, а там видно будет, решил я.

Прошла неделя. Сидеть дни напролет в каюте перед телевизором моей жене было невыносимо скучно, поэтому я решил завести знакомства среди пассажиров, чтобы ей было с кем поговорить. Но у меня ничего не получалось – большинство пассажиров относились к нам с нескрываемым презрением. Я так и не понял, чем оно было вызвано – моими злодействами или низким происхождением Анни.

По воскресеньям мне приходилось разбираться с особо злостными нарушителями дисциплины. Обычно это были солдаты, но однажды я встретил в списке нарушителей гардемарина Росса.

– Что он натворил? – спросил я у Кана.

– Избил мистера Фуэнтеса в комнате отдыха. Когда я случайно туда заглянул, Фуэнтес уже лежал на полу. Ему я тоже дал шесть нарядов.

Несомненно, они подрались из-за меня.

– Вы спровоцировали мистера Росса своим собственным поведением. Вычеркните его из списка. Нельзя относиться к подчиненным требовательнее, чем к себе.

– Зато вы являетесь образцом для подражания, – съязвил Кан.

– Вычеркните мистера Росса из списка!

– Но капитан не должен позволять гардемаринам…

– Мистер Кан, покиньте капитанский мостик! Гневно сверкая глазами, Кан все-таки подчинился.

– Есть, сэр. – Он вышел. Настала блаженная тишина.

Презрение корабля – и пассажиров, и экипажа – становилось все тягостнее. Все чаще меня точила мысль – пора в отставку. Все будут рады от меня избавиться.

Через час в дверь постучали. Вошел Брэм Стейнер, небрежно козырнул.

– Я говорил с Джефом Каном, – сообщил он. – Он готов соблюдать по отношению к вам офицерскую вежливость, если, конечно, вы не будете доводить его до белого каления. Он раскаивается в своем поступке, но ради поддержания дисциплины мы просим вас оставить гардемарина Росса в списке.

– Хорошо. Согласен.

– Прошу вас отстранить меня от служебных обязанностей.

– Почему?! – Я был потрясен. Разумеется, командир корабля имеет право отстранить любого офицера, и тогда он станет простым пассажиром. При этом прерывается офицерский стаж, поэтому отстранение является тяжким наказанием.

Лицо Стейнера окаменело.

– Капитан, в отличие от Кана, я не могу заставить себя подчиняться вам, не показывая своего истинного отношения.

– А если я откажу?

– Тогда я буду выполнять свои обязанности столько, сколько смогу выдержать.

Вот к чему привела моя ложь! Может быть, рассказать им всю правду?

– Мистер Стейнер, Вакс…

– Не смейте произносить его имя! – выпалил он, побледнел, но быстро взял себя в руки. – Извините.

– Уходите.

– Есть, сэр. Вы удовлетворите мою просьбу об отстранении?

– Вон отсюда!

Опять я остался в одиночестве, в гробовой тишине. Разбирательство проходило на капитанском мостике. Росс взял всю вину на себя.

– Чем мистер Фуэнтес вас обидел? – спросил я.

– Ничем, сэр.

– Бортовой журнал свидетельствует, что под командованием капитана Хольцера таких срывов у вас не случалось, – настаивал я. – Что с тех пор изменилось?

– Не имею понятия, сэр, – с подчеркнутым презрением процедил Росс.

Одна дерзость – когда он назвал меня убийцей – сошла ему с рук, вторую прощать нельзя.

– Отправляйтесь к лейтенанту Стейнеру и передайте ему от меня привет. Буду посылать вас на порку до тех пор, пока не образумитесь, – холодно сказал я.

– Мне уже восемнадцать! – в отчаянии воскликнул он.

– Но ведете вы себя, как кадет первого курса Академии. Идите.