Книга В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945 - Вальтер Варлимонт

Параллельно с нараставшей неопределенностью относительно места высадки существовала еще большая неопределенность относительно ее сроков. В начале 1944 года верховная ставка была убеждена, что операция начнется в ближайшее время, но время шло и основания для такой убежденности улетучивались. Напряженность же, порождаемая этой неопределенностью, еще больше усилилась, и не только по причине самой неопределенности как таковой, но и потому, что другие дальние фронты, ведущие яростные бои, нуждались в тех войсках, которые были сосредоточены для защиты от вторжения или зарезервированы для этой цели.

Гитлеру с его советниками не хватало сил противостоять такому давлению, хотя все понимали, что успешное вторжение решит исход всей войны. Германская верховная ставка не могла заставить себя планомерно экономить силы на других театрах войны и с января по июнь 1944-го не менее четырех раз ломала весь план обороны на Западе, выводя оттуда те или иные войска. Перспективы успешной обороны и так были невелики изначально, но впоследствии они еще больше уменьшились из-за тех номеров, которые выкидывало Верховное командование.

Высадка западных союзников в районе Анцио – Неттуно 22 января стала первым случаем, когда произвели переброску сил. Хотя в ней было задействовано почти двести пятьдесят кораблей, для главнокомандующего нашими войсками на Юго-Западе все оказалось полной неожиданностью и противника заметили, только когда он был уже на берегу. До этого в своих докладах и беседах с Йодлем, когда тот 4–5 января 1944 года посетил штаб-квартиру на горе Соракте, севернее Рима, Кессельринг заявлял, что в ближайшем будущем высадка противника в тылу его фронта невозможна. 6 января штаб оперативного руководства ОКВ вызвал представителей разведки на специальное совещание, чтобы поговорить об активизации разведки и наблюдений на Южном театре войны. Единственным результатом было то, что разведотдел ОКВ 20 января сообщил в своем докладе: «Никаких признаков того, что в районе Средиземного моря готовится крупная операция, нет»[261].

Оборонительная позиция южнее Рима теперь уже не имела стратегического значения, и в свете общего положения Германии следовало полагать, что такой удар глубоко в тыл должен был привести к одному-единственному выводу: прежде чем разразится новая катастрофа, быстро отвести войска к северным Апеннинам. Но вместо этого Йодль прямо заявил, что здесь имела место первая попытка западных союзников ослабить и рассредоточить немецкие резервы путем нанесения мелких ударов по периферии оккупированной Европы, чтобы подготовиться к главному удару через Ла-Манш. Наш единственный ответ, заявил он, должен быть таким: подавить эту инициативу противника на начальном этапе и преподать ему такой урок, который смог бы даже остановить крупное вторжение на Западе. Он лил воду на мельницу Гитлера! И Гитлер пошел еще дальше, сказав: «Если мы успешно справимся со своей задачей здесь, на юге, то никаких десантных операций уже не будет нигде». После этого при поддержке Йодля он продолжал, вынося скоропалительные решения, делать именно то, чего, видимо, и хотел от него противник. Две моторизованные дивизии, о переброске которых уже были отданы приказы, оставили теперь в Италии. Из Германии в спешном порядке отправили штаб одного корпуса вместе с кадровым составом и частями пополнения, составлявшими больше чем дивизию, со щедро выделенными танками. Наконец, отозвали с запада одну пехотную дивизию и один танковый батальон. Все это для того, чтобы «отбросить противника в море». Я сделал все, что мог, чтобы не дать ход следующему предложению – забрать с запада еще две дивизии.

Вокруг этого плацдарма велись бесплодные бои, в ходе которых имели место некоторые показательные эпизоды. Гитлер сам планировал тактику контрудара и твердо этой тактики придерживался, хотя осуществлять контрудар должны были войска, не имевшие боевого опыта, а ответственный за эту операцию командующий, генерал-полковник Макензен, выражал протесты. 28 января Гитлер отдал приказ о Битве за Рим, звучавший как призыв фанатика-революционера. При своем эксцентричном способе выражать свои мысли он использовал каждый оборот речи, чтобы представить эту боевую операцию как превосходящую по своей значимости все, что только могло произойти на таком «второстепенном театре войны», как Италия. Впервые его язык столь явно продемонстрировал, насколько он не доверяет командирам собственной армии, что не могло не потрясти всю нашу военную систему до самого основания. «Это должна быть суровая и безжалостная битва, – заявил он и продолжил с неистовством: – Не только с противником, но и со всеми офицерами и частями, которые проявят слабость в этот решающий час». К началу марта первый, а затем и второй контрудары увязли в крови и грязи. Абсолютно невыполнимые планы «обвалить» основной фронт западных союзников сошли на нет. После этого Гитлер устроил совершенно немыслимую процедуру: он вызвал с места боев в районе Анцио – Неттуно в ставку, находившуюся тогда в Берхтесгадене, пятнадцать офицеров сравнительно невысокого ранга и целых два дня в присутствии Кейтеля и Йодля сам допрашивал их о ходе боев. Глубокий выступ Анцио– Неттуно на фланге нашей армии в Италии угрожал как самому фронту, так и его тыловым коммуникациям. Он продолжал сковывать наши резервы, предназначенные для запада. Тем не менее никто не задумывался, не требует ли сложившаяся обстановка какого-то менее рискованного и дорогостоящего решения на Итальянском театре военных действий. Вместо этого деятельность штаба оперативного руководства ОКВ сводилась к изданию нескончаемого потока приказов и к требованиям отчетов о строительстве оборонительных позиций вперемешку с изучением уроков окопной войны времен Первой мировой. Один из офицеров связи ОКВ, майор фон Харбоу, был убит в одном из таких «окопов».

Упорная оборона немцев в какой-то степени повлияла на планы западных союзников. От плана Черчилля захватить Родос и проникнуть в Эгейское море пришлось отказаться, а десантную операцию на юге Франции отложить. Но для Германии все это было не столь существенно. Фактически мы ничего не добились, кроме того, что в момент опасности на западе оказалось на три-четыре дивизии меньше, чем было до этого.

Второй раз Западному фронту пустили кровь для того, чтобы оккупировать Венгрию. Там несколько месяцев царил покой. Только 28 февраля 1944 года неожиданно, а для зоны 2 верховной ставки и без видимой на то причины, эти планы достали из-под сукна и начали превращать в приказы. Штабу оперативного руководства ОКВ пришлось спешно организовывать массовую переброску войск на север к венгерской границе. Силы, которые первоначально предназначались для этой цели, большей частью поглотил Восточный фронт, а Гитлер испытывал такую ярость и жажду мести по отношению к венгерскому регенту адмиралу Хорти, что опять совершил ошибку и устроил набег на наши войска на западе, хотя поставленная задача носила второстепенный характер, да и время ушло. Штаб корпуса, некоторые сухопутные войска и вновь сформированную «танковую учебную дивизию», особо ценное соединение, были выхвачены из тех сил, которые готовились для защиты от вторжения, и 19 марта переброшены в Венгрию. Часть другой танковой дивизии с запада (21-й) уже погрузилась в составы, когда Гитлера убедили отменить ее переброску, поскольку оккупация проходила гладко. Что касается Анцио, то армию пополнения заставили предоставить для него, как и для Венгрии, ряд боевых групп, численностью до полка, которые только что были подготовлены для запада, хотя там они оказались бы особенно полезными, поскольку были моторизованными. Так же как и в Италии, эти войска оставались в Венгрии, а потом вместе с другими соединениями, предоставленными Юго-Восточным театром, были затянуты в ненасытную утробу Восточного театра войны. Только с большими трудностями и всего лишь за несколько недель до вторжения ОКВ удалось вернуть дивизии, выведенные с запада, включая танково-гренадерскую дивизию Лера, на надлежащие позиции.