Книга Дочь Империи - Раймонд Фейст

Шимицу вздрогнул от наслаждения, но уже через мгновение его руки у нее на спине напряглись, и он задумчиво произнес:

— Это очень, очень странно, любовь моя, что властитель дал такие инструкции.

В Теани сразу пробудился интерес. Она подняла голову и сделала вид, что собирается расшнуровать его сандалии.

— О боги, неужели тебе всегда приходится ходить в сандалиях с подковками даже у себя дома?

Словно не заметив нетерпеливого жеста Шимицу, она продолжала усердно трудиться над шнуровкой, не упуская возможности касаться — как бы ненароком

— его колена своими затвердевшими сосками. Расчет оправдался: она довела его до такого состояния, что на следующий ее вопрос он ответил не подумав:

— Почему?.. О, властитель сказал мне вчера, что девчонка из Акомы умрет, но он желает сначала сломить ее дух. Надо нагнать на нее страху — он так сказал, — убивая по одному ее слуг и приближенных, и к тому моменту, когда настанет черед погибнуть ей самой, она должна остаться в полном одиночестве.

Тут Шимицу осекся и покраснел, поняв, что слишком распустил язык. Потянув красавицу за волосы, он заставил ее оторваться от сандалий, которые она так и не успела расшнуровать до конца.

— Я думаю, женщина, что ты лжешь. Ты уходишь не затем, чтобы убить Мару, а ради того, чтобы позабавиться с другим.

В глазах Теани вспыхнул огонь — отчасти потому, что грубое обращение всегда ее возбуждало, а еще оттого, что она с такой легкостью заставляла мужчин плясать под ее дудку. Она и не подумала оправдываться, а задала еще один вопрос-ловушку:

— Почему же ты решил, что я лгу?

Шимицу сжал ее запястье и резко рванул куртизанку к себе.

— Я сказал, что ты лжешь, потому что получил ясный приказ: завтра ночью я должен подстроить ложное вторжение вора и проследить за тем, чтобы Папевайо, командир авангарда Акомы, был найден мертвым на пороге спальни Мары. А если этот приказ не отменен, то с чего бы нашему господину давать тебе такое поручение — сегодня отправить девчонку в царство Туракаму?

Теани вызывающе вздернула подбородок:

— Откуда мне знать, что на уме у знатных вельмож?.. Любимый, ты уж слишком ревнив. Хочешь — давай заключим сделку, чтобы пощадить твои чувства. Сегодня я останусь с тобой, а господину Минванаби скажу, что не смогла проникнуть к ней и пустить в ход кинжал. Но ты за это должен будешь восстановить мою честь — завтра, заодно с Папевайо, убить и его хозяйку.

Охваченный любовной горячкой, Шимицу ответил тем, что порывисто прижал ее к себе, быстро освободил от легкого наряда и сбросил свои плащ и тунику. Теани понимала, что победила. Если сегодня он убедится, что она принадлежит ему и только ему, то завтра он исполнит любое ее желание. Трепет, объявший ее, он по ошибке принял за восторг страсти. Там, где дело касалось Теани, Шимицу не мог думать ни о чем, кроме любви. Ему и в голову не приходило, что опытная куртизанка просто хладнокровно и искусно разыгрывает выбранную ею роль, и все это ради единственной цели — увидеть, что Мара, властительница Акомы, лежит мертвая с кинжалом в груди.

* * *

После долгой и беспокойной ночи Мара проснулась. Сон не освежил ее и не прибавил сил. Ее подавленность передалась и служанкам, которые молча помогли ей одеться и вплели в волосы шелковые ленты. Накойя ворчала, как это всегда бывало по утрам. Не находя себе места и не желая дожидаться угощений, предложенных слугами из дома Минванаби, Мара поторопила Папевайо, чтобы он не слишком затягивал свой ежедневный ритуал заточки меча, а потом высказала пожелание пройтись по берегу озера, отчего ее первая советница приуныла вконец.

Не зная точной меры опасности, которой они подвергались, Мара предпочитала избегать какой бы то ни было рутины в своем поведении. Пока ей не представился случай смешаться с толпой гостей и понаблюдать, какие союзы сильны, а какие близятся к распаду, не было никакой надежды оценить подлинное могущество властителя Минванаби.

Мара глубоко дышала, пытаясь наслаждаться свежим воздухом и солнечными бликами на поверхности озера. То и дело — когда налетал ветерок — по водной глади пробегала легкая рябь. Рыбачьи лодки покачивались на якорях в ожидании людских рук, которые возьмутся за весла. Однако спокойствие озера не вносило покоя в душу. Видя, что Накойя еле передвигает ноги, Мара наконец предложила возвратиться в дом.

— Это разумно, госпожа, — одобрила Накойя такое решение, хотя выразила свое одобрение таким тоном, словно хотела сказать: да и с самого начала незачем было хозяйке прогуливаться там, где песок и тина могли испортить шелковые завязки сандалий.

Однако попрекам старой женщины не хватало запала. Забравшись в такую даль от родных краев, она чувствовала в сердце гнетущую пустоту. И когда они повернули назад и направились к дворцу Минванаби, с его садами и знаменами, Папевайо взял бывшую няню за руку, чтобы помочь и дать опору, и она не стала протестовать.

* * *

Праздничные увеселения начались с утра, хотя вряд ли можно было ожидать, что сановник, ради которого был задуман этот помпезный прием, прибудет раньше полудня. К тому времени, когда Мара вошла во дворец, большинство столпов имперской знати уже собрались, блистая великолепием плюмажей и драгоценностей; здесь самый воздух был насыщен флюидами разгоряченных амбиций. Игра Совета проникала во все поры цуранской жизни, но ничто так не способствовало ее накалу, как выдающиеся парадные церемонии. Гости могли прохаживаться под великолепными тентами, воздавать должное изысканным яствам, сплетничать и вспоминать о доблестных деяниях предков или — изредка

— заключать пари или торговые сделки. Но при всем этом каждый из присутствующих властителей с напряженным вниманием приглядывался к тем, кто занимал в обществе более высокое положение, чем он сам, стараясь уяснить для себя, кто перед кем заискивает, надеясь на некие милости, а кто держится особняком, помалкивает или вообще отсутствует. Мара, как и все прочие, изучала лица и геральдические цвета домов, не забывая ни на минуту, что и она, в свою очередь, также является предметом наблюдения. Властитель Текталт и его сын, приветствуя ее, ограничились едва заметным кивком. Уже одно это могло послужить весьма знаменательной приметой: здесь многие позаботятся о том, чтобы их по возможности не видели рядом с Марой… пока не упрочится положение Акомы.

Словно не усмотрев ничего необычного в этом незначительном эпизоде, Мара подвела Накойю к столу и послала одного из слуг за закусками и прохладительными напитками. Свой выбор она ограничила только теми блюдами, которые видела на тарелках у других гостей, и когда яства были поданы, все окружающие получили возможность воочию убедиться, что никакие волнения не отбили аппетит у властительницы Акомы и ее первой советницы. Видел это и Папевайо, и он наверняка улыбнулся бы своей редкой улыбкой, если бы протокол допускал такую вольность со стороны почетного стража. Мара продумала все до тонкости: явиться к трапезе и воздерживаться от пищи было бы грубой ошибкой, и только опасение, что в противном случае придется вообще пропустить завтрак, могло побудить издерганную и сердитую Накойю приналечь на еду.