Книга Вернуться и вернуть - Вероника Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сущность моей матери перестала существовать!
Но почему? Неужели только из-за меня? Не верю! Я мог разрушить магию её тела, но нанести непоправимый урон чуду её души? Нет, на такое моих тогдашних сил не хватило бы. Что же произошло? Что?
«Не кори себя...» — тихо советует Мантия.
Почему ты так говоришь? Ты что-то знаешь?
«Знаю... Всё...»
Тогда скажи!
«Тебе будет больно...»
Мне УЖЕ больно! От того, что до сих пор блуждаю во тьме.
«Темнота полезнее для глаз, чем яркий свет, а для сердца — тем более...»
Хватит скрывать от меня правду! Говори! Что случилось с моей матерью?
«Она пожертвовала своим посмертием... Но что бы ни говорили, знай: она думала сначала о тебе и только потом обо всём прочем...»
Что ты хочешь этим сказать?
«Сначала позволь вернуться в прошлое... Ненадолго... Отказавшаяся От Неба рассказала тебе только то, чему была свидетельницей, но ведь были ещё и исполнители... И твоя мать находилась среди них...»
Не тяни!
«Идея была неплоха... Даже очень хороша... И на первый взгляд, и на все последующие... Осечка случилась лишь, когда они поняли: могущество, дарованное существу с живой душой, становится потенциально опасным, потому что только камень способен сохранять своё настроение из века в век... И даже камень когда-нибудь искрошится... Тогда и было решено лишить носителя могущества собственной воли и разума, заменив их некой... Неким полуживым, полуискусственным образованием, которое передавало бы телу нужные команды...»
Нужные — для кого?
«Для тех, кто управляет, разумеется...» — тяжёлый вздох.
И это удалось?
«Да, но не в той мере, в которой планировалось... Опыт не принёс результатов, в отличие от божественного вмешательства...»
И что сделали боги?
«Наказали заигравшихся детей... А что они ещё могли сделать?... Только указать на ошибку и предоставить возможность её исправить... И когда первый из Разрушителей достиг возраста, позволяющего делать выводы, выяснилось, что надстройка у его сознания имеется... И её назвали...»
Мантией.
«Верно... По первости она была слаба и рассеянна, но главную свою задачу выполняла с блеском...»
И в чём же заключалась главная задача?
«Она и сейчас... заключается... Предотвращать влияние извне...»
Влияние на что?
«На всё, что пожелаешь... На тело... На разум... На чувства...»
То есть, ты — своего рода Щит?
«Бесконечное количество Щитов...»
Но зачем?
«В этом и состоял божий промысел... Наделить существо невероятным могуществом и обеспечить полную его защиту от чужой воли, равно доброй или злой...»
Остроумно.
«И даже очень... Но Мантии оставались тем, кем были задуманы — подобиями, чьи действия подчинены одной цели... Без раздумий... Без сожалений... Без чувств...»
Бездушные слуги?
«Вроде того...»
Но сейчас...
«Сейчас всё немного иначе... Твоя мать, находясь на самом Пороге, не думала о смерти и жизни... Она просто не хотела покидать своего ребёнка... И не покинула...»
Ты хочешь сказать...
«Только не делай поспешных выводов!... Я — не твоя мать... Я несу в себе многие её знания и умения... Я могу чувствовать и думать, но я — не она... Элрит умерла, подарив мне слепок своей души, но отражение в зеркале — всего лишь отражение...»
Я закрыл глаза.
Кажется, отец сказал ещё что-то. Не знаю. Не расслышал. Мне было всё равно.
Он действительно не сможет меня простить. Никогда. И я понимаю, почему. Теперь понимаю.
Если бы он знал... Нет, не узнает. Не позволю. Одно дело похоронить и оплакать свою любовь, и совсем другое — сознавать, что она находится совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, но до неё невозможно ни дотронуться, ни докричаться. Как это... неправильно.
Значит, если бы я умер, ты...
«Я бы умерла вместе с тобой...»
Почему же не препятствовала?
«А зачем?... Я чувствую всё то же, что и ты... Всю боль... Всё отчаяние... Зачем мне было удерживать тебя среди живых, если каждую минуту своего существования ты умирал?... Это слишком жестоко, не находишь?...»
Но возможно, если бы я Ушёл, моя мать бы получила возможность...
«Вернуться?... Нет, мой дорогой... Она знала, на что идёт... И отказалась от Вечности в обмен на несколько лет рядом со своим ребёнком... В обмен на возможность защитить его от целого мира... Разве это не стоит жизни?...»
Наверное, стоит. И этот Долг я никогда не смогу оплатить.
«Не думай об этом... Она была бы рада видеть, каким ты стал...»
Каким?
«Правильным...» — Мантия улыбается, я чувствую это по тону её голоса. И впервые мне нестерпимо хочется УВИДЕТЬ эту улыбку. Потому что теперь я знаю, чьим губам она принадлежит на самом деле...
Я не заметил, как и когда отец покинул мою комнату. Да и не стремился замечать. Разговор с Мантией оставил после себя ощущение лёгкой грусти — именно того, чего мне и не хватало всё это время.
Грусть. Не путайте с печалью и скорбью: эти дамы гораздо старше и строже, они требуют к себе серьёзного и уважительного отношения. А грусть... Она не имеет возраста, но всегда кажется юной. Наверное, потому, что её щёки бледны, глаза прозрачны, пальцы тонки, а светлые пряди длинных волос невесомы и пахнут дождём.
Я люблю грустить. Именно рядом с этой молчаливой дурнушкой многое становится кристально ясным. Как струи воды, крупными стежками соединяющие небо и землю. Грусть успокаивает и помогает принять решение. Особенно неприятное для самого себя...
Тихое покашливание.
— Да?
Поднимаю голову.
В дверях стоит Лэни. Тихая и домашняя. Не стала надевать траур, и поступила совершенно правильно. Ах ты, моя умница! Точнее, не моя, а сестрина. Вот только ЧТО ты держишь в руке?
С еле слышным стуком бокал находит недолгий покой на столе. В прозрачном хрустале — не менее прозрачная жидкость, весело вспыхивающая белыми искорками.
— Уже пора?
Смотрительница не отвечает, виновато отводя взгляд.
Право, не стоит, милая. Ты здесь совершенно ни при чём.
— Спасибо.
— За что, dou? — растерянный всплеск ресниц.
— За то, что пришла провожать. Пожалуй, я не хотел бы видеть сейчас лица родственников.
— Как Вы можете так говорить?