Книга У каждого свой путь в Харад - Анна Р. Хан

Лазейки были разными. Не все из них можно было пройти насквозь, и такие «карманы» лесные люди использовали для того, чтобы спрятаться. Но это в самых крайних случаях. А вообще-то в лазейки, выхода из которых было не видно, даже лесные люди старались не соваться. Ведь если по каким-то причинам закрылся один конец тоннеля, то нет гарантии, что второй останется открытым и из лазейки можно будет выбраться.

Те, кто следовал за проводником, во время пути не видели проплывающих мимо разломов. Которые открывали дороги в совершенно другие места в ином времени.

Люди шли след в след, стараясь не увязнуть в топком болоте. Им было не до того, чтобы разглядывать колеблющиеся миражи в мареве тумана.

Берегиня непрестанно кашляла. Монах иногда оборачивался в ее сторону, чтобы проверить, не выплюнула ли она случайно свои легкие. Девушку бросало то в жар, то в холод, и под глазами залегли черные тени, обозначающие крайнюю степень ее измождения. Листопад смотрел на нее и прибавлял шаг, изо всех сил надеясь, что в Хараде они окажутся уже скоро. И выведет их проводник не на высокогорные луга, а куда-нибудь поближе к человеческому жилью.

Очень скоро по странностям в поведении проводника Листопад понял, что что-то идет не так. Них часто останавливался, смотрел по сторонам, словно не узнавая местности. В какой-то момент беспечно шагнув с очередной кочки, лохмач почти по пояс ушел в грязь.

Монах бросил упряжку и кинулся вперед. Вытащить низкорослика из грязи было куда проще, чем облаченного в доспехи харадца из проруби. Листопад просто ухватил его покрепче за шкирку и поставил обратно на кочку.

Ниха била дрожь, а лицо было белее лежащего вокруг снега. Торчавшие дыбом волосы довершали картину, иллюстрирующую приступ охватившей его паники.

– Что это такое? – заверещал проводник, вытаращив на Листопада глаза. – Мы шли по проходу, была хорошая лазейка, надежная, потом все вокруг поплыло, и я вдруг упал в грязь!

– Ну бывает, поскользнулся, что так переживать?

– Поскользнулся?! – продолжал верещать Них, размахивая руками. Он даже не пытался отряхиваться. Комья грязи при каждом резком движении соскальзывали с одежды и с чавканьем падали к ногам. Из валенок при каждом шаге выливалась болотная жижа. – Да мы выпали, не понимаешь? Провалились из одного прохода в другой!

Он принялся прыгать по кочке и топать ногами:

– Мне это сразу не понравилось! Я – не вижу! Ты понимаешь?! – Проводник подскочил вплотную к Листопаду и, задрав голову вверх, заорал: – Я не вижу выхода! Вот, смотри! – Он вцепился в монаха удивительно сильными для такого маленького человека пальцами и повернул его вокруг своей оси. – Смотри! Нет выхода – нет! Что ты видишь?

– Да отцепись ты! – Листопад стряхнул с себя измазанные руки лохмача. Он попытался оттереть свой плащ от его отпечатков. – Что я вижу… Болото. Одно сплошное болото кругом. А что еще должно было быть? Оазис с пальмами? Дворцы с полями для верховой езды?

– Это не просто болото. – Лохмач вдруг сел на кочку и расплакался. Он растирал по щекам слезы. Лицо его от этого чище, ясное дело, не становилось. – Это одно и то же болото. Понимаешь? Мы в закрытый карман провалились. Мы из него даже обратно, откуда пришли, вернуться не можем. Тут куда теперь ни иди – одно болото. Бесконечное оно, и куда бы ни пошли – все равно придем на эту самую кочку! У-у-у!

Проводник раскачивался, обхватив себя за мокрые колени.

– Это надолго? – спросил монах, прокручивая в голове все сказанное и вспоминая, что еды нет ни для них, ни для собак. – «Ну и сколько мы так продержимся?»

Них оторвал от колен заплаканное лицо и, ехидно сморщив нос, произнес:

– Ну, если это бесконечно, то как ты думаешь – надолго?

– Слушай, раз ты столько об этом месте знаешь, значит, сюда не только попадали, но и выбирались, так?

– Выбирались! – повторил Них и презрительно скривил губы, его глаза зло блеснули. – Это все из-за бабы твоей. Скинь ее с саней в топь – и будь спокоен, сразу же лазейки пооткрываются во все стороны.

– Поговори еще, – тихо ответил монах. – Поговори – и я тебя самого скину. И мне будет плевать, откроется что-то при этом или нет.

Он вернулся к саням. Лапы у собак были грязными. Они топтались, собравшись все вместе на выступавшем из топи участке твердой земли. Сами полозья лежали одним концом в грязи. Вся их рама была забрызгана.

Листопад наклонился к девушке:

– Как ты? Не утонула еще тут без меня?

Берегиня открыла глаза, услышав его голос.

– Еще долго? – Кроме этого, она больше ничего у него не спрашивала. Глаза лихорадочно блестели из провалов, обрисованных тенями, и Листопад не был уверен, что она видит его, а не заслонившую ей свет тень.

– Оденсе, послушай, ты должна кое-что вспомнить…

– Что? – Оденсе недоуменно нахмурилась.

– Наш проводник заблудился…

– Странно для проводника.

– И поэтому ты должна кое-что вспомнить.

– Я? Я не понимаю…

– Оденсе, он говорит, что ты влияешь на него так же, как когда-то влияла на меня. Ну или почти так же. Я на таком расстоянии от тебя дышать не мог тогда, а этот ничего – бегал, прыгал. Пока не потерялся. А сейчас вот сидит и плачет.

– Я знаю, что он иной. Я говорила тебе об этом, когда мы подъезжали к полянке. Только что я должна вспомнить?

– Как ты изменила все? Как ты смогла сделать так, что мы перестали убивать друг друга?

– Я ничего не меняла. – Голос Оденсе звучал слабо. – Как странно, что ты можешь такое не помнить. Мы не переставали убивать друг друга. В ту ночь мы на самом деле умерли. И ты, и я.

– То есть…

– Да. Только это и смогло остановить наше взаимное уничтожение. – Оденсе накрыла его ладонь своей рукой. – Листопад, мне очень жаль…

Мужчина нахмурился, не совсем понимая сначала, отчего она сожалеет, и вдруг затряс головой:

– Что? Нет! Что ты несешь?

Оденсе устало прикрыла веки. Она вздохнула и, не открывая глаз, заговорила. Голос ее был спокоен.

– Что-то работает в этом мире не так, как нам хочется, когда мы приближаемся к определенным людям. Кто-то лишает нас сил, кто-то, наоборот, дает вдохновение, а кто-то попросту убивает. Мы черпаем силы из разных источников. И направляем мы их в разные русла. Нельзя создать полноводную реку там, где льется лава. Что-то должно будет умереть.

– Но мы же остались живы!

Берегиня покачала головой:

– Не остались, говорю тебе – мы умерли. Ушли туда. Но смогли вернуться обратно, и каждый из нас изменился, стал кем-то другим – разве ты не чувствуешь этого? Мы думаем иначе, поступаем по-другому. Мы – уже не мы. Я вытащила тебя в тот раз, потому что не могла поступить иначе. Я лечила каждую твою клеточку. Восстанавливала. Но так, как я это понимала. И наверняка знала, что не смогу восстановить все – ведь я не Создатель. – Она повторила: – Не Создатель. Когда проваливался ты – я тянула тебя, у меня были на это силы и вера. Но теперь проваливаюсь я, потому что все мои силы уходят на то, чтобы плавить плиту льда, сползшую на меня. Лед давит, давит… Я слаба. Слабее, чем ты был тогда. И меня некому будет вытащить.