Книга Часть целого - Стив Тольц

Свое внимание я главным образом сосредоточил на том, как ведет себя мое эго под влиянием переменчивой обстановки. Под напором комплиментов, улыбок и шквалов взглядов появилась тенденция к его разрастанию. Я почувствовал себя настолько счастливым, что захотелось упаковать всех присутствующих в бумажные самолетики и запустить в лишенные век желтые глаза луны.

Собралось такое количество людей, что негде было нервно расхаживать. Подумалось, что моя речь вызовет детонацию, и еще — что надо рассказать Анук о Кэролайн. Я понимал, что дня такого мужчины, как я, почти немыслимо кого-то от себя оттолкнуть, тем более такую женщину, как Анук. Как ей сказать, что я больше никогда ее не вкушу, особенно после того как она дала мне высшее удовлетворение, которое обретаешь, лишь освобождая рабов или ложась в постель с по-настоящему сексуальной женщиной лет на десяток моложе себя. К счастью, я вовремя вспомнил, что влюблен в Кэролайн. Подошел и показал на нее Анук. Кэролайн стояла в углу в красном шифоновом платье и делала вид, что не смотрит в мою сторону. Анук знала, кто она такая, из наших постельных откровений. Я объяснил, что через пару недель мы собираемся пожениться. Анук не ответила — громко и негодующе молчала, и мой монолог тоже стал громче и бессвязнее.

— Я бы не хотел, чтобы пострадала наша дружба.

Лицо Анук превратилось в камень под завесой улыбки. Внезапно она пугающе громко рассмеялась, и я невольно отступил на шаг. Но прежде чем снова сумел выговорить хотя бы слово, меня стали звать на сцену.

Вот оно. Настало время привести мой план в действие. Я поднялся на подиум. В конце концов, я же сделал их богатыми. Вес головы колебался между весом капли воды и галлона воздуха. Разве может не понравиться человек, который сделал вас богатым? Дело беспроигрышное. Я молча застыл и, чувствуя головокружение, смотрел на любопытную толпу.

Обвел глазами людей, нашел Кэролайн, и она мне ободряюще кивнула. От этого мне стало только хуже. А затем я увидел Джаспера. Не знал, что он на церемонии, не заметил, когда сын вошел в зал. Мне повезло: у него было выражение лица, как у собаки, которая смотрит на хозяина, а тот притворяется, что вот-вот бросит ей мяч, но продолжает держать игрушку в руке. Это дало мне силы.

Я кашлянул, хотя этого вовсе не требовалось, и начал:

— Благодарю вас и принимаю ваши аплодисменты в качестве знака вашего обожания. Вы алчете бежать из своих тюрем и надеетесь, что, сделав вас богатыми, я дам вам свободу. Этого не случится. Я могу вас вывести из камер в коридор, но тюрьма при этом никуда не денется. Тюрьма, которую вы, сами того не подозревая, так сильно любите. Ну хорошо. Давайте поговорим обо мне в ракурсе синдрома умаления успеха других. И лучше сразу взять быка за рога. Только не оторвите мне голову. Сегодня вы меня любите, завтра возненавидите. Что вы знаете о собственной жизни? Фактически ничего. И я предлагаю упражнение в масштабе всей страны, и это упражнение заключается в том, чтобы любить меня долго. Согласны? В таком случае у меня для вас объявление. Мой бог, вся моя жизнь вела меня к этому моменту. Не скрою, пять минут назад я забегал в туалет, жизнь завела меня и туда, но это совсем другое. Я хочу баллотироваться в сенат. Да, Австралия: я готов предложить тебе свои растраченные способности. Свой разбазаренный потенциал. Я вел унизительное существование, но теперь предлагаю себя вам. Стану частью нашего ужасного парламента — этой коллективной мистификации. Но почему я стремлюсь в этот свинарник? Я — безработный, а должность сенатора не хуже и не лучше любой другой работы. Чтобы вы знали, я не связан ни с какой партией. Собираюсь баллотироваться как независимый кандидат и буду с вами честен. Политики — это гнойная язва. И когда я смотрю на них, политиков в нашей стране, я не могу поверить, что всех этих несносных людей избрали! Что можно сказать о демократии, кроме того, что это недостаточно совершенная система, чтобы обязывать граждан отвечать за свою ложь. Защитники этой не отвечающей никаким требованиям системы утверждают, что виноватые ответят во время подсчета голосов на выборах. Но разве мы в состоянии кого-нибудь наказать — ведь соперники тех, кого мы провалим, такие же тупоголовые бандиты, которых нельзя подпускать к власти, но мы вынуждены, стиснув зубы, их выбирать. Беда таких атеистов, как я, в том, что наше неверие не дает нам оснований надеяться, что проходимцы понесут наказание в загробном мире, что каждый ответит за все содеянное. Это повергает в уныние. Все вертится на кругах своих и ничто не меняется с тех пор, как впервые появилось.

Вы следите за моей мыслью? Мы на удивление переоцениваем избираемых нами представителей. Предупреждаю, не надо переоценивать меня. Я буду делать одну глупую ошибку за другой. Но вы должны знать, на чем я стою и какие за этим последуют спорные проблемы, и тогда вам станет ясно, почему я совершаю ту или иную ошибку. Я, конечно, не правый. Мне плевать, будут или нет голубые вступать в браки и разводиться. Не то чтобы я был против прав голубых, но меня бесит, когда я слышу слова «семейные ценности». Если эти слова произносят при мне, у меня возникает чувство, будто меня отхлестали по лицу презервативом 1953 года. Левый ли я? Они, конечно, первые, когда требуется подписывать петиции, а в международных вопросах поддерживают явных неудачников, даже если эти неудачники — кучка каннибалов, главное, чтобы у них было как можно меньше денег. Сердобольные левые готовы на все, чтобы улучшить положение обездоленных, но при одном условии: никаких личных жертв. Вам понятно? Я ни правый и ни левый, а обычный человек, который каждый вечер ложится спать с чувством вины. Почему? Потому что в наше время восемьсот миллионов людей отходят ко сну голодными. Признаю, на первый взгляд наша роль безудержных потребителей кажется привлекательной и будто бы пошла нам на пользу — мы начали стройнеть, половина из нас обзавелась имплантированной грудью, которая, если честно, неплохо смотрится, но какими же мы стали толстыми и насквозь пропитались канцерогенами. Так какой от этого прок? В мире происходит потепление, снежные шапки на полюсах тают, потому что человек заявляет природе: «Я хочу такого будущего, чтобы у меня была работа». Вот все, что мы планируем. Более того, добиваемся своей цели любой ценой, даже если это означает, что со временем будет уничтожено само рабочее место. Человек спрашивает: жертвовать индустрией, экономикой и рабочими местами? Ради чего? Ради будущих поколений? Я не знаком ни с кем из тех ребят. Скажу так: мне стыдно, что наш вид, облагороженный жертвами, в итоге пожертвовал всем, но не за то, за что надо, и похож на расу людей, которым нравится, сидя в ванне, сушить волосы электрическим феном. Жалею об одном, что родился в третьей четверти развития трагедии, а не в ее начале или в конце. До смерти устал от того, как медленно все идет к развязке. Хотя с другими планетами все обстоит иначе — их солнца на грани умирания. Причина, что к нам не прилетают гости из космоса, не в том, что их не существует, а в том, что они не хотят нас знать. Мы деревенские идиоты набитых людьми галактик. Тихой ночью слышен их раскатистый смех. Над чем же они смеются? Скажу так: человечество — болван, испражняющийся в собственные штаны, а затем пристающий ко всем: «Как вам нравится моя новая рубашка?» Понимаете, в чем смысл моих слов? Я защитник окружающей среды лишь потому, что не хочу утонуть в горшке с кипящей мочой. Поверьте, желание остаться в живых не имеет никакого отношения к политике. Но и я не совершенен. Ответьте, почему нас поразила американская болезнь и мы хотим, чтобы наши политики были так же кристально чисты, как монахи? Сексуальная революция потрясла наше общество несколько десятилетий назад, а мы до сих пор судим тех, кто не управляет экономикой по викторианским законам, и это нам не кажется странным. Стоит узнать, что кто-то завел интрижку с практиканткой или коллегой, и мы начинаем топать обеими ногами. Но какое мне до этого дело, раз все кончилось удачно и никто не забеременел? Я ничего не отрицаю. Я все признаю. И позвольте вам сказать еще вот что: я не собираюсь притворяться, что меня не тянет к высоким старшеклассницам определенного типа. Некоторым из них исполнилось семнадцать, и, как ни ряди, они уже не дети. И большинство из них потеряли девственность лет в четырнадцать. Существует огромная разница между сексом с младшим по возрасту и педофилией. Глупо и опасно валить то и другое в одну корзину.