Книга Глубокая разведка - Владимир Добряков

Но вот однажды утром, после завтрака, Анатолий будничным тоном объявляет:

— До перехода осталось семь километров.

Хочется бежать, но проклятая трава цепляется за ноги не хуже спирали Бруно. До перехода мы движемся со ставшей уже привычной нам скоростью. Не быстрее четырех километров в час. Анатолий останавливается.

— Здесь!

— Слава Времени! — радуется Лена и торопит Анатолия. — Давай, Толик, открывай скорее! Надо завязывать с этим мокрым делом.

Анатолия подгонять не требуется. Он быстро производит манипуляции с установкой, и через десять минут под дождем дрожит и переливается сиреневое марево. Быстро, один за другим, мы покидаем Фазу Вечного Дождя, надоевшую нам сверх всякой меры.

Нормальный лес. Ничего особенного. Главное, здесь сухо и тепло. И, судя по тропинке, эта Фаза, в отличие от предыдущей, обитаемая. Движемся по тропинке и выходим в поле. Нормальное поле. Фаза, вроде бы, как Фаза. Но что-то мне говорит, что здесь не все так благополучно, как кажется. На первый взгляд, ничего угрожающего нет. Но я стою на опушке леса, пытаясь разобраться в своих ощущениях и понять, что же все-таки меня тревожит?

Может быть, я просто старею? Обжегшись на молоке, на воду дую? Да нет, не стареете вы, Андрей Николаевич. Вон и Лена тоже тревожно оглядывается. Ей здесь тоже не нравится. Остальные члены нашей команды выжидающе смотрят на нас и не могут понять, что это мы замерли и не решаемся идти дальше. Лена подходит ко мне и тихо говорит:

— Запах. Ты понял, чем здесь пахнет?

Понял. Так «благоухают» разлагающиеся трупы. И не один или два, а очень много. И все где-то в одном месте. Не так уж и далеко. На всякий случай снимаю из-за спины пулемет, заправляю ленту и вешаю его на плечо стволом вперед. Там, где лежит много трупов, вполне может найтись кто-то, кто пожелает добавить туда еще восемь свежих. Глядя на меня, все приводят оружие к бою.

Тропинка приводит нас к оврагу и ведет дальше вдоль него. Запах усиливается. Теперь уже насторожились все, не только мы с Леной. Запах становится все сильнее и отчетливее. Мы невольно замедляем шаг и, дойдя до поворота оврага, останавливаемся как вкопанные. Весь овраг, до самых краев, завален телами. Мужчины, женщины, старики, дети. И все тела голые. Лежат они здесь далеко не первый день. Даже не первую неделю. На это указывает не только удушающий «аромат», но и характерный цвет трупов.

Никто не решается идти дальше. Тропинка продолжает свое направление по самому краю оврага, и придется приблизиться к этой куче тел вплотную. Мы с Леной переглядываемся.

— Все оставайтесь на месте, — говорит она. — А мы с тобой, Андрей, подойдем поближе, посмотрим.

Конечно, разглядывать эту смердящую кучу — удовольствие много ниже среднего. Но, в конце концов, кто мы? Хроноагенты или саксофонисты? Да и та клоака, в которой мы с Андреем Злобиным купались в Лабиринте во время курса морально-психологической подготовки, смердела много мерзее.[12]

Что-либо разглядеть на трупах, пролежавших не менее трех недель, затруднительно. Но Лена замечает главное. Она все-таки медик.

— Странно, Андрей. Никаких следов. Каким образом они убиты?

— Яд? — высказываю я предположение.

— Ну, да, — соглашается Лена. — Пришли к оврагу несколько тысяч человек, всех возрастов, и решили: пожили, и хватит! Надоело! Хватили по сто граммов цианистой настоечки и улеглись в овражек. Перед этим раздеться не забыли. Куда только одежда делась, непонятно. А! Трое последних, видишь, с края лежат. Отвезли одежду на ближайшую толкучку и прикупили еще настоечки. Потом вернулись сюда и присоединились к честной компании.

— Нашла место резвиться. Ты сейчас целый детективный роман с суицидным уклоном напишешь. Какие-нибудь серьезные предположения есть?

— Это похоже на психотронное воздействие. Помнишь, ор Гелаэн рассказывал, как уничтожались поселки?

— Но там люди сами себя убивали всякими изощренными способами. А здесь этого не видно.

— Здесь вообще почти ничего не видно. Но помяни мое слово. Если наши «друзья» не здесь, то они где-то поблизости. Отчетливо пахнет серой.

— Если бы серой! Здесь, подруга, пахнет кое-чем похуже. И слишком отчетливо.

— В самом деле, хватит обонять эти миазмы. Полюбовались, и будет. Надо идти в обход. Нечего испытывать крепость нервов наших ребят.

Дальше мы идем вдоль тропинки в ста метрах от нее, не теряя ее из виду. На ходу прощупываем эфир. Он молчит. Замеряем радиоактивность, делаем экспресс-анализы воздуха, воды и почвы. Все в норме. Радиационный фон несколько повышен. Но, кто знает, может быть, он такой здесь нормальный.

Километра через два слева открывается большой поселок. Точнее, то, что от него осталось. А осталось не так уж и много. Кучи угля и пепла, а среди них — печи с кирпичными трубами. Причем кое-где печи и трубы разрушены, явно уже после пожара. Кирпичи на изломах не закопченные. Здесь, несомненно, поработала какая-то «зондер-команда». Карательная экспедиция. Четыре колодца в поселке засыпаны землей, а пятый до отказа забит детскими трупиками. Детишки не старше трех, пяти лет.

Петр нервно передергивает затвор автомата. Я подбираю выпавший патрон и протягиваю ему.

— Пригодится еще. А пока стрелять не в кого.

— Линять отсюда надо, и поскорее, — тихо говорит Сергей.

— Нет, Серега, линять отсюда рановато, — возражает Петр, — надо еще этих массовиков-затейников разыскать, которые это побоище организовали.

— А как их найдешь? Эфир молчит. Следов никаких.

— Искать надо, и будут следы. Далеко они уйти не могли.

— А вот здесь, Петро, ты ошибаешься, — возражаю я. — Вряд ли они пасутся где-нибудь поблизости. Здесь им делать уже нечего. Покарали и пошли дальше. Да и не одно здесь такое побоище. Встретится, наверняка, еще.

— Почему так думаешь?

— Эфир-то молчит. Значит, говорить уже некому.

— А может быть, здесь радиосвязи еще не знают.

— Знают. Точнее, знали.

Я показываю на обломки трансляционной мачты на противоположном от нас краю поселка. Петр ошеломлен. До него доходит.

— Значит, эфир молчит потому, что уже некому что-либо передавать?

— Совершенно верно.

— Это что же выходит? Здесь поголовно уничтожили все население? Стерли с лица Земли целую цивилизацию?! Не может быть!

— Может быть, Петр. Все может быть. В других Фазах и не такое мы видали. А здесь наших «друзей», скорее всего, уже нет. Даже, наверняка, нет.

— Почему такой вывод? — спрашивает Наташа.

— Им для каких-то, пока неясно каких, целей нужна живая, действующая цивилизация. Цивилизация, где они будут хозяевами. А поскольку эту цивилизацию они уничтожили, то и делать им здесь больше нечего.