Книга Анахрон - Елена Хаецкая

— Кто? Сар — кто?

— Кинг же, кинг. Кениг. Император. Рекс.

— Рикс, — повторила она. Медленно кивнула. — Петер-рикс. Много.

— Не «много», а «Великий». Микила.

— Оо! — сказала Лантхильда. — Петер микила рикс. Да. Йаа…

Сигизмунд бросил покупки на заднее сиденье и завел машину.

— Петербург, — сказал он. — Знаешь, почему?

— Петер-борг. Йаа.

— Умница.

Чуть-чуть помолчав, «умница» спросила:

— Петер-борг хвор?

— Как это хвор? А где мы, по-твоему, едем?

Она поглядела на него.

— Петер-борг хвор? Сигисмундс, Петер

—борг хвор ист?

— Ну, ты даешь! — Он напрягся и выдал: — Лантхильд ист ин Петерборг.

Она задумалась.

— Ик им ин Петер-борг?

— Йаа, — обрадованно подтвердил Сигизмунд.

* * *

Сигизмунд придерживался расхожего мнения о том, что хорошо приготовить мясо может только мужчина. Впрочем, этого мнения он придерживался только под настроение. Во всех остальных случаях раньше готовила, естественно, Наталья.

Сегодня Сигизмунд решил попытаться воспроизвести одно из фирменных натальиных блюд.

Он усадил Лантхильду в кухне и велел смотреть и учиться. Кобель тоже набивался в ученики. Маячил поблизости в ожидании, не упадет ли что-нибудь со стола.

Чтобы Лантхильда не просто смотрела, а участвовала в процессе, поручил ей чистить картошку. Сам промыл мясо и разложил на доске.

— Учись, пока я жив, — приговаривал он, отделяя беловато-розоватое сало от куска мяса. — Смотри, как это делается. Нарезаешь тонкими ломтиками и в латку, в латку…

Сало зашипело. Немного угарный сытный дух повалил из горячей латки.

Лантхильда вдруг бросила нож и картофелину в таз. Вскочила. Упавшая табуретка прижала хвост кобелю, тот взрыкнул и уполз.

— Ты чего? — спросил Сигизмунд.

Лантхильда как-то странно булькнула и выскочила из кухни. Сигизмунд, чувствуя неладное, выбежал за ней и успел подхватить ее в конце коридора. Она пыталась оттолкнуть его. Ее сотрясало.

— Ты че… — начал Сигизмунд.

И тут ее начало рвать.

— Ну чего ты, чего ты… — бодрил ее Сигизмунд. — Все ништяк. Хорош харчи-то метать.

— А-а… — стонала девка.

— Ну все, все. Пойдем, умоемся.

— Сигис…

— Все, все…

Он потащил ее в ванну. Стал умывать. Она оттолкнула его, умылась сама. Всхлипывала. Двигаясь как автомат полезла за тряпкой.

— Иди ляг. Я сам.

Она вцепилась в тряпку, молча мотала головой.

— Да иди! — Он разжал ее пальцы. — Иди ложись. Еще голова закружится.

Он бросил тряпку, взял Лантхильду за плечи, повел в «светелку». Она шла, спотыкаясь. Похныкивала. Съела что-то не то. Интересно, что?

Шкварки стали пригорать.

— Так. Ложись. Я сейчас.

Он уложил ее на тахту, пошел выключил под латкой газ. Сходил за тряпкой, подтер. Тщательно вымыл руки.

Заглянул к Лантхильде. Та лежала спокойно, но при виде него встрепенулась.

— Сигисмундс…

— Ну как? Успокоилась? Полегчало? Сейчас тебе чаю сделаю.

— Коофе… — сказала она.

— Вот хитрая. Значит, не умираешь. Нет, подруга, кофе потом. В таких случаях дают чай.

Потом он сидел рядом на тахте, а она пила чай и поглядывала — виновато, благодарно и в то же время с легкой иронией. Такой взгляд был Сигизмунду хорошо знаком. Любая блеванувшая женщина будет глядеть именно так.

Шкварки сгорели. Свинину Сигизмунд пожарил, картошку отварил. Лантхильда к мясу не притронулась. Только поздно вечером съела круто посоленную картофелину.

Интересно, чем бы она могла так травануться? Скорее всего, вчера — пельменями. Какие-то они, в самом деле, сомнительные были.

К ночи Лантхильда поднялась. Вдруг возобновила угасшую было привычку вести пространные беседы по озо. На этот раз разговаривала долго, выразительно, даже всплакнула.

Сигизмунд чувствовал себя неловко всякий раз, когда она вот так начинала разговаривать. И за нее неловко — что она так абсурдно себя ведет. И за себя — что в этом абсурде участвует. Старался уходить из комнаты.

Сегодня Лантхильда долго не могла достигнуть консенсуса с озо. Возражала, спорила. Сердилась, ногой топала. Такой несговорчивый этот озо.

Сигизмунд сидел на кухне, курил. Ждал, пока Лантхильда наговорится.

Она пришла задумчивая. Села. Посидела, поводила пальцем по столу. Испытующе глянула на Сигизмунда. И вдруг спросила:

— Сигисмундс, где я?

* * *

Он с необыкновенной отчетливостью ощутил пропасть, которая лежит между ними. Он не мог объяснить ей, где она находится. В Санкт-Петербурге? А где Санкт-Петербург? В России? А что такое Россия? Это всего лишь имена. Они ничего не означали — для Лантхильды, во всяком случае.

Ведь он и раньше несколько раз говорил ей о Петербурге. Она не понимала.

— Лантхильд, аттила — хвор?

— Ин гардьам.

…На самом деле этот вопрос — «где я?» — не был для Сигизмунда таким уж неожиданным. Он ждал этого. Он старался не давить на Лантхильду. Ему нужно было, чтобы она сама об этом спросила.

— Лантхильд, гардьям — ГДЕ?

Она покачала головой. Вид у нее вдруг сделался очень несчастный.

— Не знаешь?

— Не знаас…

— Лантхильд, а как ты здесь оказалась? — Он тряхнул головой и попробовал выразиться более понятно. — Как ты шла? От аттилы — сюда? От гардьям — в Санкт-Петербург? КАК? Бихве, духве?..

Теперь она была совершенно сбита с толку.

— Сиди, — сказал Сигизмунд. — Я сейчас.

Принес бумагу. Нарисовал в одном уголке две фигурки, показал: «Сигизмунд, Лантхильда». В другом уголке, по диагонали, изобразил куст и еще четыре фигурки. Ручки, ножки, огуречик. Без затей. Потыкал: «Аттила, брозар, Вавила, Лантхильда». Прошелся пальцами из одного угла в другой.

— КАК?.. Бихве, духве?..

Лантхильда взяла лист в руки. Поглядела. Потом вдруг разорвала и бросила один рисунок в угол, другой под стол.

— Так. Не знаас. Охта…

Сигизмунд почесал в затылке. Попробуем иначе.

— Лантхильд. — Он взял ее за руку. — Отведи меня к аттиле. Мы — ты, я — пойдем к аттиле. КАК?

Она умоляюще поглядела на него. Совсем расстроилась.