Книга Песня цветов аконита - Светлана Дильдина

— Когда протрезвеет — в копи. Я не могу позволить говорить подобные вещи.

И умчался, сопровождаемый остальной свитой.

* * *

…Скользит ладонь, то раскроется, то сожмется, играет со светом, играет с тенями. Скользят по ладам пальцы музыкантов. Переливается голос — не то речь, не то песня. Медного цвета кожа, упругая, как звук барабана, свежая, словно роса. Смеются глаза — вскинуты руки, причудливый танец. И, словно оттенки на шелке, перетекают друг в друга движения.

Айхо Инорэ, Алый цветок Окаэры.

Ему еще не сравнялось пятнадцати. Талантлив — но более, чем игрой, знаменит он своей красотой, и дарит ее щедро, как воду — родник, и собирает, как дань, восхищение.

Легко прийти к нему в дом. и остаться легко. Алый цветок, весенняя птица — он часто смеется.

И важные бывают у него гости — Айхо все принимает, как должное.

Он, игрушка, играет с поклонниками своими.

В театре онна актеры не носили масок, и, хоть пользовались гримом, не при всяких ролях он скрывал лица. В отличие от театра гротеска аэмара и женского театра киири, говорящего о мире привычных вещей, актеры онна воплощали на сцене легенды и мифы. Актеры обязаны были уметь многое — в совершенстве владеть телом и голосом, перевоплощаться и в зверя и в птицу — лишь одним движением рук. Если же они умели играть и петь, да еще обладали красотой, перед ними преклонялись, как перед чудом. Что не мешало видеть в них лишь забаву. В театре онна не было женщин — разве что помощницы за кулисами. Очень редко это правило нарушалось — но даже тогда женщины старались скрыть свой пол.

В театре Рэита таких не было. У Рэита был Айхо, который мог становиться кем угодно, хоть полуслепым стариком — однако лишь безумец стал бы использовать подобное существо на таких ролях.

Он играл не людей — героев легенд, посланников неба, персонажей мифов и сказок. Но сам был человеком.

Наверное, похвал ему доставалось несколько больше, чем он мог заслужить игрой — ему достаточно было взглянуть, качнуть головой, сделать пару шагов — и персонаж сливался с ним воедино, прекрасный до головокружения. Но был все тот же Айхо, не больше, не меньше. У него была счастливая внешность — но именно благодаря ей он не столько играл, сколько использовал собственное очарование.

— Он хорош, — сказал как-то Йири. — Но я видел лучше. Будь у него длинный нос, мальчишка не заставил бы зрителей плакать. Я видел таких, что могли — хотя были весьма некрасивы.

И больше не вспоминал имени Айхо.

Желая порадовать господина, один из недавно принятых во Внешнюю свиту преподнес роскошный подарок — близнецов лет четырнадцати, мальчика и девочку, редкостной красоты. Даритель утверждал, что они всему обучены. Те-Кири, присутствовавший при разговоре, аж засиял — наконец-то правильным станет дом!

Но господин отказался брать к себе близнецов и, похоже, был недоволен.

— Вы же украшаете дом редкими картинами и статуэтками! — пробовал Те-Кири подступиться иначе.

— Такими, с лентой — не хочу, — был короткий ответ.

— Это их предназначение! Служба, если угодно! Неужто ребенок из бедной семьи откажется от такого места?!

— Я бы отказался, — произнес Йири необычайно для себя язвительно.

Те-Кири только рукой махнул. У господина вкус безупречный, но почему он не выносит Несущих тень, предназначенных для службы и украшения дома? Ответа не находил.

* * *

Орлы-черноноги гнездились на северных скалах и в предгорье Юсен появлялись нечасто. Поэтому, завидев парящего под розоватыми перистыми облаками орла, Найли вскрикнул и вытянул руку вверх:

— Господин, смотрите!

Вся свита наместника вскинула глаза, а орел, будто почуяв внимание, спустился ниже — черный, с белыми и бурыми полосками на хвосте.

— Высматривает добычу…

— Нет, не похоже, — орел кружился над всадниками.

— Вестник?

— Орлы слишком гордые птицы, чтобы нести малую весть. Если он и впрямь посланец Неба, послание его серьезно.

Розовые метелки-соцветия пахли сладко, и копыта коней приминали их — а орел не отставал от скачущих.

— Вестник? И к кому же он прилетел?

— К первому увидевшему, — засмеялся кто-то, а Найли довольно вскинул подбородок. Орел… высокая честь — получить знак от такого вестника.

* * *

Йири мельком взглянул на набросок — заколка в виде раскинувшей крылья птицы. Аоно просил — по этому рисунку хотел сделать подарок племяннице. Немного недобрая получилась птица, шею изогнула пренебрежительно — пожалуй, не подойдет для подарка.

Йири привык — когда берет кисть, рука наливается тяжестью. Словно и то, что когда-то любил, отныне запретно. Сам себе запретил — вот тело и слушается. Оно всегда слушается, как инструмент хорошего музыканта.

Но птица… нехорошо получилось. Девочка заслуживает лучшего.

Йири поднес листок к зажженному светильнику, но стремительная рука заслонила огонь, касаясь пламени.

— Нет!

— Найли, ты что?! — схватил того за руку, отвел ладонь от огня. — Ожог будет!

— Пусть! Рука… ерунда!

— Сумасшедший. Ты же лучник — и калечить себя из-за такой мелочи, — бросил листок на стол, и бумага, описав полукруг, упала мягко.

— Да что мне лампа, если от иного огня нет спасения?! — Найли бросил взгляд на рисунок. — Птица эта… неправильная! Нарисуйте орла, которого вчера видели!

Йири глянул на юношу с удивлением:

— Орел — девочке? Что с тобой, Найли?

Тот преклонил колени — резким движением, словно упал. Йири вскинулся — поддержать. А Найли протянул вперед ладони — легкое безумие во взоре. Слова порывистые, даже дерзкие — из самого сердца:

— Я не могу без вас. Позвольте быть рядом всегда. Возьмите мою жизнь, мою душу — все, что у меня есть. Иначе я не смогу.

— Ох… Какой же я дурак… — отвернулся, прикрыл глаза на секунду. Кончиками пальцев коснулся плеча Найли.

— Встань…

Взгляд — надежда и пламя, теперь понятно, почему не боялся огня. Светильник — ерунда по сравнению с пожаром внутри.

Целый миг, долгий, Найли испытывал ликование — потому что сказал наконец и видел на лице господина не гнев, а… не сразу осознал, что именно.

Растерянность. Ужас. Но только один миг… Потом лицо застыло, и то, что Найли счел отражением своего огня, ушло. Господин отвел руку и отступил — мягко и плавно.

— Ты дорог мне. Очень. Но не ко времени подобные разговоры.

— Почему? Разве время отведено для всего, даже для биения сердца?

— Пожалуй, что так… Возвращайся к людям Внутренней свиты.