Книга 19-я жена - Дэвид Эберсхоф

Моя лекция в Бостоне была вполне обычной, но прием оказался далек от обычного. Меня принимали на волне такого огромного энтузиазма, какого я до тех пор еще не встречала. Лекцию я закончила, опровергнув обвинения в свой адрес и заявив: «Сама я не могу сказать, как и какими средствами, но сердце мое знает столь же четко, как я знаю лица моих сыновей, что в этих нападках на мою репутацию замешана Церковь Бригама. Со временем я это докажу, и если здесь сегодня есть кто-нибудь, подвергающий сомнению мои испытания или правдивость моей истории, то, когда эта ложь будет разоблачена, он сможет сам увидеть, до какой степени способен изолгаться Бригам Янг».

За триумфом в Бостоне последовал провал в Нью-Йорке, так как колкая статья мисс Ли предшествовала моему появлению там. Редакторы ее газеты подкрепили ее мнение целой горстью репортажей, подвергавших сомнению достоверность истории моей жизни. Обзоры, приходившие из Бостона, не смогли произвести впечатление на ньюйоркцев, подобных Фоме неверующему. Более половины мест в «Зале Ассоциаций» зияли навстречу мне, словно пустые глазницы. Мое заявление о безвинности было встречено скучливой зевотой.

Я спросила мистера Редпата, не повредила ли сплетня моему главному призыву.

Он погладил свои бакенбарды:

— Нью-Йорк — странный город. Подозреваю, что сплетня не так сильно повредила вам, как ваша реакция на нее. Этому городу грешники нравятся гораздо больше, чем святые.

Пока мы оставались в Нью-Йорке, я смогла встретиться с редакторами нескольких издательств по поводу моего мемуара. Наибольшее впечатление произвел на меня мистер Э. из издательского дома «ИСТОН и Ко». Это был тощий, проницательный человек, похожий на прусского немца, с толстым, как небольшая репа, носом. Он умно и сочувственно, хотя и чуть нервно, говорил со мной о моих бедах, его хрупкие, алебастровой белизны пальцы так и порхали вокруг.

— Очень важно показать каждому из нас, каково это для всех женщин Юты, — говорил он. — Вам нужно сделать ясным для всех, как дурно многоженство, показать, что оно не просто неприятно, а поистине разрушительно для души. Вам нужно показать, что речь идет не только о супружестве, что это вопрос морали в целом. Таким образом вы привлечете читателей на свою сторону. Это издевательство, и мне представляется, что Бригам просто насмехается над всеми нами и над фундаментальными основами нашей страны.

Мистер Э. — человек, который никогда не был женат и в ком я заподозрила глубочайший религиозный скептицизм, проявил необычайное сочувствие к моему сюжету. Я согласилась набросать небольшое резюме моей истории для этого молодого, гибкого, как кошка, редактора.

(С тех пор многие мои критики облыжно винят меня в том, что я выходила из издательства «ИСТОН и Ко» с сумками, полными денег. Одна из газет даже поместила иллюстрацию, где я с трудом тащу огромный мешок золота, к боку которого прикреплена голова Бригама. Это еще одно искажение действительного положения дел. За свою работу я ничего не получила вплоть до той поры, когда продавцы компании «ИСТОН» стали собирать по всей стране подписку на тот самый том, который вы теперь читаете. Мистер Э. разослал телеграммы, объявляющие о возможности предварительных заказов, подобных тем, какие принимались на книгу миссис Стоу,[131]и только тогда последовало мое первое вознаграждение. Неужели это дурно, когда автор получает деньги за свой труд? Чтобы не было недоразумений, должна сказать, что мистер Э. убеждал меня не включать в книгу этот абзац. Скобки — уступка его беспокойству.)

Из Нью-Йорка мы последовали в Рочестер, Баффало и Балтимор. В те дни мы с майором Пондом тратили много времени и денег на то, чтобы расследовать клевету Бригама. С помощью мистера Редпата мы составили список всех газет страны, перепечатавших ложные обвинения. Я сама написала по письму редактору каждой из них. Майор Понд сделал то же самое. История моей жизни была известна всем, а его — нет. Когда он приехал в Солт-Лейк, он был вдовцом, недавно потерявшим жену. С тех пор как мы с ним познакомились, не проходило ни дня, чтобы он не говорил о ней и о том, как он тоскует по ее звонкому смеху.

Мы наняли детектива из Чикаго расследовать происхождение статьи. Гонорар этого человека потребовал почти половины того, что я заработала своими лекциями, но я была счастлива отдать ему каждый цент, когда он привез мне результаты своих разысканий. После двух недель розысков он раскопал чек на сумму 20 000 долларов, выписанный на имя редактора «Чикаго таймс». Подпись на чеке принадлежала человеку по имени Джордж Риф. Я ничего не знала о мистере Рифе. Потребовалась еще неделя, чтобы отыскать его в Прово. Разбогатевший на горном деле, преданный Бригаму, женатый на двух дюжинах, а то и больше женщин, он был готов, как он позже признался, воевать за свое право на бесконечное число жен. Когда его взяткодательство разоблачили, он, как мне было сказано, произнес: «Надо было дать больше».

Бригам отрицал какое бы то ни было знакомство с мистером Рифом. Громогласное заявление из Дома-Улья звучало так: «Этот человек, кто бы он ни был, действовал без моего указания или согласия, и за свои действия он должен быть наказан в соответствии с законом». Наш детектив так и не смог разыскать доказательства связи между Бригамом и мистером Рифом. Представляется только справедливым в таком случае оставить за ним последнее слово по этому поводу. Однако прежде всего я хотела бы высказать вот какое соображение: даже если Бригам не являлся координатором этой атаки, нет ли в его Церкви чего-то нравственно испорченного, что могло вдохновить верующего в ее доктрину на такие нападки? Тебе, Друг, я предоставляю возможность поразмыслить над этим вопросом.

Недели через две после дебюта сплетни стали появляться репортажи о моей безвинности. Редакционные статьи восстанавливали мое доброе имя и должным образом оценивали мои отношения с майором Пондом. Статьи следовали одна за другой, их становилось все больше, и скоро почти каждая из опубликовавших сплетню газет признала свою ошибку. И все же, когда пламя догорит, после него остаются зола и запах дыма. Когда нам говорят о женщине, что она прелюбодейка, а затем отказываются от этой характеристики, воспринятая неправда задерживается в нашей памяти. Это — воспоминание-призрак, представление, оказавшееся нереальным, но даже при этом никуда не исчезнувшее. Такова тонкость формирования репутаций и предубеждений, и таково было восприятие, с которым мне приходилось бороться. Где бы я ни появилась, я распознавала мужчин с вульгарными представлениями обо мне по их взглядам. Они оценивали меня, как могли бы оценивать потаскуху. В Рочестере, на улице, молодой человек у литейной окликнул меня: «Я живу здесь, за углом, миссис Янг!» В Балтиморе мужчина в возрасте моего отца заорал: «Давай веди еще одну из тех жен, и встретимся у меня наверху, в спальне!» Когда такое случалось, я притягивала поближе к себе Лоренцо, проходила мимо и зажмуривала глаза, чтобы побороть слезы. Сын понимал мою боль, потому что каждый раз, как меня осыпали оскорблениями, он сжимал мою руку в своей маленькой ладони.