Книга Цивилизации - Фелипе Фернандес-Арместо

Говорили, будто кельты достаточно безрассудны, чтобы сразиться с морем, но кельтские народы с трудом развивали морскую культуру, даже на островах за проливом Ла-Манш, куда они добирались морем. Цезарь восхищался мореходным искусством венетов, живших на территории нынешней Бретани: они контролировали морской путь в Британию и «превосходили всех в знании и практике мореплавания»[828]. В IV веке н. э. Ирландия стала пиратским логовом, а в VI — отправным пунктом плаваний по морю отшельников, которые сами отправлялись в изгнание. В остальных отношениях потенциал атлантического побережья к югу от Скандинавии оставался невостребованным до конца Средневековья и начала современного периода. Чтобы понять причины этой задержки в освоении (см. ниже, с. 599), стоит взглянуть на морскую цивилизацию, которая начала формироваться в Западной Европе в начале современного периода, когда зов моря был услышан и характерными видами деятельности народов этого региона стали океанская торговля и завоевания.

«Равновесие суши и воды»: что манило цивилизацию от отмелей

Однажды за обедом женщина из Голландии рассказала мне, что, к своему негодованию обнаружила у американцев широко распространенное убеждение, будто ее родина — часть Скандинавии. Я разделил ее удивление, но ответил, что в этой ошибке есть доля поэтической истины. Гронинген и Фризия и территориально, и внешне схожи с Голландией. Местные языки очень близки к тем, на которых говорят в Скандинавии. Подобно Скандинавии, большинство провинций, составляющих сегодня Королевство Нидерланды, выходят к Северному морю и имеют общую со Скандинавией историю. Голландцы плавали по Балтийскому морю весь период существования письменности. Как и скандинавы, голландцы морской народ с ограниченной территорией суши, обладающей очень скромным экономическим потенциалом; они всегда нуждались в продуктах и богатстве моря — они добывали продовольствие и богатства на арене охоты и торговли, которая необыкновенно расширяла их тесное береговое жизненное пространство.

Ни одну страну нельзя лучше рекомендовать как родину морской цивилизации, ибо нигде суша и море не переплетаются так тесно. Нужно увидеть это, чтобы понять, как идеально сочетаются море и берег, сливаются друг с другом в спокойных прибрежных пейзажах, столь любимых голландскими художниками. Плоская болотистая местность почти незаметно идет под уклон на обширных пустынных мелях и полях ила, которые под сверкающей пленкой воды уходят к морю. То небольшое количество суши, что здесь есть, отнято у моря и соленых болот, и английский пропагандист в 1651 году имел полное право назвать Голландию «рвотой моря»[829].

Мы мало знаем о древности народа, ставшего голландцами, но франки, некоторое время жившие по соседству на берегу Токсандрии, считали, что происходят от морского чудовища. Такой «водный» миф понятен в контексте их пропитанной водой местности. В современную эпоху превращение купцов в аристократов, распространившееся на всю Евpony, в северных Нидерландах невозможно: здесь нет земель, которые можно было бы купить. Накопленные богатства приходилось вкладывать в торговлю, рыболовство или китобойные плавания, в дальнейшее наступление на море и в банковское дело. Элита стала городской знатью, занятым коммерцией, а главным источником богатства было море.

Эти люди правили удивительной империей: она родилась в готовом виде с началом государства. Современное Королевство Нидерланды происходит от Республики Объединенных Провинций, созданной в ходе гражданской войны (или, как считают сами голландцы, войны за освобождение) с правлением Габсбургов и их вассалов в 1572–1648 годах. В ходе этой войны Объединенные Провинции нападали на владения Габсбургов в Америке и на Дальнем Востоке, захватывали их и таким образом приобретали колонии, превращаясь в империю. Школой этой империи — контекстом, в котором в предшествующий мирный период голландцы приобрели опыт мореплаваний, — стали маршруты коптильщиков рыбы между солеными котловинами Сетубала и районами Балтийского моря, где водилась сельдь, и маршруты эти пролегали почти вдоль всего атлантического побережья Европы. Наследием такого опыта стал постоянный приток опытных моряков. Тогда говорили, что в Объединенных Провинциях легче нанять тысячу моряков, чем сотню солдат. В XVI и XVII веках монополия голландцев на добычу сельди в Европе была общепризнанной: больше никто не соглашался терпеть столь трудные условия и мириться с таким низким доходом. Однако бережливость не была природным свойством голландцев: эту добродетель они приобрели по необходимости. Им приходилось снижать стоимость морских перевозок ради возможности конкурировать с другими перевозчиками. В начале XVII века считалось, что здесь морские перевозки обходятся втрое дешевле, чем у конкурентов[830].

Смелость на море позволила вести войну против Габсбургов в самых отдаленных колониях Испанской и Португальской империй. Морская и экономическая стратегии Нидерландов опирались на самый большой в Европе торговый флот. Когда голландцам отказали в доступе к португальской соли, они отправились в Венесуэлу, в лагуну Пунта-дель-Арайя, и там выламывали соляные блоки железными ломами[831]. Когда их отгоняли от одной крепости или фактории на краю португальского мира, они сосредоточивали силы на других. В 1630 году голландский миссионер мог мечтать о морской империи, которая обнимет своим крылом «обнаженного мексиканца, одноногого циклопа, завистливого китайца, жестокого патагонца, черного жителя Мозамбика и жуликоватого суматранца»[832]. Фантазия подобного разнообразия так и не осуществилась, но голландцы действительно создали самую разбросанную империю в мире. Испанская империя была гораздо обширнее и гуще населена, но не простиралась так далеко на север или на восток. Голландские торговые фактории, крепости, плантации и китобойные станции были рассеяны от Белого моря на севере до крайней южной точки Африки и с запада на восток — от Нагасаки до Пернамбуко и Гудзона. Их торговля «не знала иных границ, кроме поставленных Всемогущим при сотворении мира»[833]. Амстердам «был известен в таких отдаленных уголках, где никогда не слышали о Лондоне, Париже или Венеции»[834]. Мир разворачивается на страницах «Атласа», изданного Блау. На гравюрах этого атласа Голландия несет мир на своей спине.

Там, где это соответствовало их торговым интересам, голландские теоретики разработали теорию «открытого моря» — свободной конкуренции в торговле. Монополия других народов вызывала у них гнев. У папы не больше прав определять сферы мореплавания, «чем у осла, на котором он ездит»[835]. В 1608 году в ответ на требование англичан поделиться морской территорией, где водится сельдь, или по крайней мере прибылью от продажи этой сельди голландские законодатели поклялись, что никогда «полностью или частично, прямо или косвенно не откажутся от свободы морей повсюду и во всех областях Земли»[836]. Мирные резолюции обычно исполняют, когда нет другого выхода, и голландцы, распространяя морскую свободу на себя, не торопились считать ее правом своих недругов. Там, где им хватало сил стать монополистами, они это делали. «Нельзя вести торговлю без войны и нельзя воевать без торговли», — так суммировал их стратегию один из самых честолюбивых имперских сатрапов Ян Питерзоон Кун, основавший в 1619 году Батавию на руинах Джакарты[837].