Книга Наследство из Нового Орлеана - Александра Риплей

Да всего месяц назад в «Пчеле» была статья, в которой говорилось, как разросся Новый Орлеан. Теперь в нем, кажется, сто пятьдесят тысяч населения. Даже если пятьдесят тысяч и уехали на лето из города, остается около ста тысяч. Сотня человек сбежит, и что? В таком огромном городе это ничтожная капля. И конечно, все они едут по Ройал-стрит. Ведь кроме Ройал-стрит в старом городе всего одна мощеная улица, да и та вечно забита пешеходами, потому что там сосредоточены все магазины.

Мэри побежала в свою комнату и переоделась в сухое, затем – в бельевую, за полотенцем, чтобы просушить лужу на ковре. И за то время, что она устраняла устроенный ею беспорядок, к ней вернулось хорошее настроение – она была довольна, что сумела совладать с собой.

Но и улегшись в свою кровать, она слышала сквозь шум дождя, как всю ночь в темноте тарахтели колеса. В какой-то момент ее опять охватил ужас, и она в очередной раз подумала, что ведет себя как последняя дура.

Потом, убаюканная мягким шелестом струй, успокоенная прохладой, она заснула глубоким, здоровым сном. Наконец-то ей не было жарко и тело ее не исходило противным липким потом.

На следующий день в «Пчеле» не было ни слова о лихорадке.

Но по-прежнему весь день звонили колокола. И дождь все не прекращался.

Мэри пошла на кухню, чтобы поговорить с прислугой.

– Вы знаете, что все вокруг говорят об эпидемии лихорадки. Может быть, кто-нибудь из вас хочет уехать из города? Я уверена, месье Жюльен не станет возражать.

Но никто не согласился принять ее предложение.

– Черные редко заболевают лихорадкой, зелль Мари, – пояснил Жак, – и потом, все мы – горожане.

«И я тоже», – подумала Мэри. Спокойствие прислуги вселило в нее уверенность. «Все будет в порядке, – внушала она себе, – лишь бы дождь не помешал закончить ремонт».

Двумя днями позже служанка Мишель пришла с рынка с корзинкой, полной всякой снеди. Смеясь, она стряхивала капли дождя со своего зонта и вдруг с удивленным выражением лица рухнула на пол.

На шум прибежала Мэри. Продукты, вывалившиеся из корзинки, были разбросаны по полу; яйца разбились, и скорлупа перемешалась с растекшимися желтками, зелень рассыпалась веером, два цыпленка, связанные за ноги, трепыхались рядом.

У ног кухарки и садовника катился, все еще двигаясь по инерции, гранат. Они стояли тут же, схватив друг друга за руки и отступив чуть ли не вплотную к камину, не замечая пылающего в нем огня.

Опустившись на колени, Мэри попробовала помочь Мишель встать.

Глаза служанки закатились, белки их пожелтели. Из ноздрей и открытого рта струилась кровь. Язык почернел.

– Помогите мне перенести ее в кровать, – приказала Мэри слугам, – у нее лихорадка.

Но те не могли сдвинуться с места.

– Помогите, говорю вам. – Подсунув руку под плечи Мишель, Мэри пыталась приподнять ее.

– Я помогу вам, зелль. – Из холла появился Жак, он мягко отстранил Мэри и поднял больную. – Я ее отнесу.

– Я побегу за доктором, – сказала Мэри.

И как была, без накидки, без шляпы, без зонтика, выскочила под дождь.

Ройал-стрит была пустынна, лишь дождь лил как из ведра да колокола звонили.

Мэри вспомнила, что дом доктора находится в соседнем квартале. Она побежала как можно скорее, шлепая прямо по лужам и спотыкаясь о неровную брусчатку мостовой.

Добежав до дома доктора, она стала стучать в дверь большим медным молоточком, имеющим форму дельфина, и, когда ей наконец открыли, заговорила вначале по-английски, потом, спохватившись, повторила свой вопрос по-французски, медленно.

– Доктор только что уехал, – ответила служанка и указала на экипаж, который уже заворачивал за угол.

Мэри помчалась вслед экипажу. Она нагнала его через четыре квартала и на бегу, не останавливаясь, забарабанила в дверцу кулачками.

Экипаж замедлил ход и остановился.

– Что вам угодно, барышня?

Мэри задыхалась. Она едва могла говорить. Когда в конце концов она сумела объяснить, в чем дело, доктор приоткрыл дверцу и помог ей забраться в экипаж.

– К дому Сазераков, – велел он кучеру. Мэри забилась в угол, пытаясь прийти в себя.

Доктор Бриссак вначале представился, а затем прочитал Мэри краткую лекцию, в которой в чрезвычайно резких тонах сделал ей выговор за крайне неосмотрительное поведение. Потому что в подобном состоянии – насквозь промокшая и продрогшая, да еще выбившаяся из сил – она вполне может стать следующей жертвой.

Мэри попыталась возразить, что не может заболеть лихорадкой, поскольку уже переболела ею и чувствует себя превосходно. Пока она говорила все это, у нее зуб на зуб не попадал.

– Вам следовало покинуть город, – ворчал доктор.

– О, я как раз собираюсь это сделать, доктор. Как только Мишель поправится, мы со слугами уедем.

– Слишком поздно, мадемуазель. Теперь в день умирает по сотне человек. То есть это по нашим данным. Город на карантине, и все лодки стоят на якоре. А все лошади заняты нами, врачами. Или гробовщиками. Вы запоздали в своем решении.

Для Мишель тоже все было поздно. Когда Мэри с доктором Бриссаком добрались до дома, она была мертва.

– Сходите к гробовщику Глемпиону, – скомандовал доктор Жаку. – Может, у него еще есть гробы. Да поторопитесь. – Он взял Мэри за руку. – Мадемуазель, вы сделали все что могли. И благодарите Бога за то, что ее смерть была легкой. У некоторых мучения длятся по нескольку часов, а то и дней. К сожалению, мы, врачи, мало чем можем помочь. Если в доме заболеет еще кто-нибудь, отправьте больного в городскую больницу. Все врачи и сестры там. Больных слишком много, и мы не успеваем посещать их на дому. А теперь я должен ехать, я ведь ехал в больницу.

Мэри пыталась сказать какие-то слова благодарности, но он лишь махнул рукой.

Она настояла на своем участии в похоронах, хотя Жак отреагировал на это в точности как и доктор, когда она благодарила его. Повинуясь хозяйке, негр последовал за ней, но на его исполненной достоинства физиономии было выражение негодования. По его мнению, поведение Мэри было вызывающим и неподобающим знатной даме. Оно оскорбляло достоинство всей семьи Сазерак и лично его, дворецкого.

Но Мэри не замечала его ярости, а если бы и заметила, то вряд ли приняла бы к сведению. Нужно было, чтобы хоть кто-то проводил Мишель в последний путь, оплакал ее смерть, положил цветы на ее могилу; нельзя было допустить, чтобы ее уход был никем не замечен. Прижав к груди букет срезанных в их дворике роз, Мэри брела за катафалком по размытой грязной колее под неутихающим дождем. Путь к построенной испанцами церкви на Рэмпарт-стрит показался ей бесконечным. Она знала, что церковные служители велели построить эту церковь два десятилетия назад, чтобы запретить погребения в соборе, и мысль об этом приводила ее в ярость. Ведь по замыслу божьему – если только Бог действительно существует – каждый человек, умирая, имеет право обрести вечный покой под крышей любого храма, даже самого величественного.