Книга Жизнь Бальзака - Грэм Робб

Во-первых, в то время, когда Бальзак умирал, у Жиго был роман с женой соседа-художника, а, как известно, окна Гудена выходили на дом Бальзака. Судя по всему, Жиго познакомился с Эвелиной лишь в 1851 г., когда писал портрет Анны, но в силу своего самомнения решил объединить два этих эпизода. Вовторых, отношения Эвелины с Оноре никогда не были безмятежными. Они и раньше часто спорили и ссорились. К тому времени, как с Эвелиной познакомились родственники Бальзака, Эвелина и Оноре были знакомы семнадцать лет. Эвелина отнюдь не была ангелом из добальзаковских романов; не обладала она и нечеловеческой стойкостью, которую ожидают от людей, попавших в водоворот роковых событий. Она была одна в чужой стране и самоотверженно ухаживала за мужем, умиравшим ужасной смертью. Ради него она принесла в жертву свое состояние и душевное спокойствие. Родные Бальзака пристально следили за Эвелиной и гадали, достаточно ли она любит Оноре. В июле 1850 г. Лора писала матери: «Г-н Накар просит, чтобы наняли человека ходить за ним. Моя невестка для меня загадка. Сознает она опасность или нет?.. Если да, она героиня. Она жалуется на головные боли и боли в ногах; брат говорит, что она очень крепко спит; похоже, он хочет, чтобы за ним кто-нибудь ухаживал…»1212

Единственное надежное доказательство «последних несчастий» можно найти в письме, написанном самой Эвелиной в июне 1851 г. ее первому после Бальзака любовнику, Шанфлери. К ней приезжал молодой писатель Анри Мюрже – автор «Жизни богемы». Эвелина сказала Оноре, что, по ее мнению, Мюрже далеко пойдет. «Он ответил с ангельской улыбкой: “Не влюбляйся в фамилию”. – “Ах, – ответила я, – если бы ты видел его самого – он такой тощий и слабый!..” – “Значит, он сам представился?” – “А я как раз подумала, или, скорее, мне показалось, что это он… во всяком случае, предполагала…” – “Ничего страшного, – ответил Бальзак, наполовину смеясь, наполовину сердясь, – но, как только мне станет лучше, ты больше не будешь принимать этих молодых людей, в которых ты угадываешь или предполагаешь большое будущее…” (он передразнил меня)»1213. Наверное, плохо, что Бальзак сохранил свою наблюдательность до самого конца; к сожалению, и сам он отнюдь не был образцом верности. Но то, что позже Эвелина старалась иметь как можно меньше дела с Бальзаками, доказывает, что она старалась в последние недели жизни мужа поддерживать в нем иллюзию счастья. Бальзак радовался, что его жена и близкие так хорошо поладили. Когда в 1854 г. умерла мать Бальзака, ее поверенный написал Эвелине с просьбой «защитить ее память» (то есть выплатить ее долги). Эвелина отказалась и живо описала последние недели, проведенные у постели умирающего: «Целых четыре месяца я была не женой, а сиделкой г-на де Бальзака. Заботясь о муже, больном неизлечимой болезнью, я подорвала собственное здоровье, а также истратила свое личное состояние, приняв на себя по завещанию его долги… Если я продолжу в том же духе, я поставлю под удар будущее моих детей, совершенно чужих для семейства Бальзак – таких же чужих, как стала и я сама после смерти мужа, союз с которым закончился так печально и трагически через четыре с половиной месяца после свадьбы»1214.

По иронии судьбы, единственный участник событий, на кого можно рассчитывать в смысле доказательств, – сам Жиго; и, если в его рассказе и есть мораль, ею стала бы аксиома Бальзака: «Великие люди подобны скалам в океане – к ним прилипают только устрицы»1215.

5 августа 1850 г. Бальзак ускользает от нас в предсмертное молчание. Письмо, помеченное 5 августа, настолько пронизано его духом, что кажется, будто он и сам считал его последним. Пришла хорошая новость. Его консультант, Фессар, сообщил, что со старым долгом, оставшимся после «Ле Жарди» (25 тысяч франков), наконец, покончено. Дело устроилось как нельзя лучше: кредитор умер, и Бальзак получил возможность выкупить свой долг на аукционе за 50 франков. Поистине выгодная сделка! Эвелина сидела на краю его кровати и писала под диктовку: «Когда я получил ваше письмо, я уже знал о вашем успехе, но, хотите верьте, хотите нет, сам успех меньше повлиял на меня, чем та очевидная радость, которую он вам доставил… Возможно, в делах у нас все хорошо, но из-за болезни мои страдания удвоились. После того как я имел удовольствие видеть вас, дьявол лишил меня сна, вкуса и движения… у меня есть сиделки, с помощью которых я совершаю действия, необходимые для жизни, но теперь привязан к жизни лишь номинально. Моя жена начинает понимать, что бремя, которое она на себя взвалила, выше ее сил, а я мучаюсь от боли из-за нарыва на правой ноге… Думаю, такова цена, определенная небесами, за великое счастье моего брака»1216.

В оставшиеся тринадцать дней у Бальзака отмечались короткие приступы расстройства сознания; позже, приходя в себя, он изумлялся странностям своего ума. Возможно, именно в один из таких моментов помутнения рассудка он звал Ораса Бьяншона, великого врача из «Человеческой комедии», уверяя, что только Бьяншон может его спасти1217. Историю рассказывали после смерти Бальзака; считается, что она служит лишним подтверждением невинной веры творца в собственное творение – доказательство, что он еще не утратил последних иллюзий. И все-таки, судя по всему, в тот миг голова Бальзака работала нормально. Он мог звать Бьяншона, намекая со свойственным ему юмором на то, что больше его никто и ничто спасти не в силах.

17 августа началась гангрена, и врачи махнули на него рукой. Перестали делать проколы, чтобы выпустить гной. Последняя ночь Бальзака была мучительной. Он страдал от боли, тревожился о судьбе недописанных романов и беспокоился об Эвелине. «Моя жена умнее меня, – говорил он Гюго, – но кто поддержит ее в ее одиночестве? Я приучил ее к большой любви»1218. К утру он затих и полностью утратил зрение. Позвали священника прихода Святого Филиппа, совершавшего богослужения в соседней часовне. Бальзака причастили и соборовали перед смертью; он подал знак, что все понимает. Час спустя он сжал руку сестры, и началась агония.

В тот вечер, после ужина, пришел Гюго, узнавший новость. В комнате умирающего он застал мать Бальзака, слугу и сиделку (должно быть, Эвелина ненадолго вышла – факт, за который позже ухватился Мирбо). «Его лицо стало багровым, почти черным, перекосилось вправо. Он был небрит; его седые волосы коротко остригли; глаза у него были открыты и смотрели перед собой. Я увидел его в профиль; мне показалось, что он похож на Наполеона… От кровати шел невыносимый запах. Я откинул край одеяла и взял Бальзака за руку. Рука была в испарине. Я сжал ему руку, но он не ответил на мое пожатие»1219.

Вскоре после того, как Гюго покинул дом, страдания Бальзака прекратились. Настал конец долгого ожидания. Бальзак умер 18 августа 1850 г. в половине двенадцатого. Ему был пятьдесят один год.

Сделали слепок знаменитой руки, написавшей сотню романов, и формовщик прислал счет на имя «г-на Бальсака»1220. Лицо Бальзака на смертном одре зарисовал художник, который подметил признаки страдания и истощения. На том рисунке на лице Бальзака играет едва заметная улыбка; возможно, художник решил приукрасить действительность, а может, так вышло чисто случайно. О смерти сообщили Лоран-Жан и зять Бальзака, и начались приготовления к похоронам. Тело отвезли в церковь Святого Николая; позже вспомнят, что Бальзак задолжал церкви за право доступа в часовню. Долг выплатила его жена спустя чуть больше месяца после его смерти; ей предстояло расплачиваться за «дом его мечты».