Книга Габриэль Гарсиа Маркес - Сергей Марков

Перекличка протокольно-натуральная, но в то же время и пародийная, чарли-чаплиновская, что всё чаще — особенно почему-то после Нобелевской премии, становится заметно в творчестве Маркеса. У него и в других поздних произведениях больше пародийности, сарказма, чем в прежних. Перекличка с Наполеоном Бонапартом слышна и в биографии Боливара, и в мировоззрении, и в привычках, и в прихотях, и в сексуальной жизни. Намёки, параллели, скрытые цитаты, отсылки… Наполеон лишился девственности с проституткой, которую подобрал, вернее, которая его подобрала и заманила на площади Пале-Рояль в Париже, и юноша точно знал, что делает, — это был «uno experience philosophique» («философский эксперимент»), как он записал в дневнике. Пародируются также отношения Наполеона с Жозефиной, от которой исходил «некий интригующий аромат истомы — типичная креольская черта», как написала в воспоминаниях одна из её подруг. И с Эжени, и с примадонной Ла Скала Ла Грассини, и с Гортензией, и с Марией Антуанеттой Дюшатель, и с Марией Валевской, и с Полин Форе, сопровождавшей мужа в египетской кампании, обладавшей «телосложением розового лепестка, прекрасными зубами и отменной геометрии фигурой» (молоденькая Полин носила мундир, её ножки, обтянутые офицерскими панталонами, Бонапарта «просто сводили с ума»)…

В жизни Боливара, как и в жизни Наполеона, имели место и связи с блудницами (философские эксперименты), и семейный промискуитет, упоминая который всеобъемлюще и символично выражает Маркес извечную мужскую мечту: «…генерал утешался идиллическим любовным многообразием с пятью неразлучными женщинами, что жили в Гаракоа по принципу матриархата, без которого он и сам не знал бы, какую ему выбрать: бабушку пятидесяти шести лет, дочь тридцати восьми или одну из трёх внучек — каждая в расцвете юности».

С течением времени в Боливаре (как и в Наполеоне) начинают проявляться задатки не только выдающегося военачальника, но и чуть ли не стареющего сексуального маньяка: «В лимском раю он провёл однажды счастливую ночь с девушкой, тело которой было сплошь покрыто нежным пушком, словно кожа бедуина. На рассвете, когда брился, он посмотрел на неё, обнажённую, плывущую по волнам спокойных сновидений, которые снятся удовлетворённой женщине, и не смог воспротивиться искушению навсегда сделать её своей с помощью священного обряда. Он покрыл её с ног до головы мыльной пеной и с любовной нежностью побрил её всю бритвенным лезвием, то правой рукой, то левой, сантиметр за сантиметром, до сросшихся бровей, и она стала дважды обнажённой, сверкая великолепным телом новорождённой…»

Впрочем, если верить легендам, у большинства «Отцов Отечеств» сексуальные пристрастия были своеобразны. Гитлер обожал, когда обнажённые полногрудые блондинки стегали его хлыстом. Великий кормчий Мао Цзэдун, чтобы по примеру древних китайских императоров продлить свою жизнь, любил «выпивать» прекрасных юных девственниц, которых брал с собой в постель по полдюжины. Африканцы Иди Амин и Жан Бокасса лишённых ими невинности девушек с аппетитом съедали…

Работая над образом Боливара (трагическим, шекспировского масштаба, великим и никчёмным, до исступления одиноким), наш герой выполнил, как представляется, обязательства — прежде всего перед самим собой, взявшим дневники у Альваро Мутиса, замышлявшего когда-то эпопею. Маркес написал роман мастерски, используя свой высочайший профессионализм, заготовки, штампы (без которых ни одно крупное произведение, конечно, немыслимо). Кстати, очевидно, что Маркес держал в голове и образ Фиделя, «в списке величайших людей Латинской Америки уверенно занимающего вторую строку после Боливара». Во всяком случае, думается, — в плане одиночества, которое неизменно, неотвратимо сопутствует власти, одиночества, на которое власть, тем более абсолютная, — обречена.

Смеем высказать мнение, что роман о Боливаре вышел не вполне оригинальным, не только пародийным, но и не без перепевов прошлых вещей, порой даже не совсем маркесовским — возможно, сказывался сам факт собственности друга Альваро, будто глядевшего сквозь строки с лёгкой дружеской укоризной…

Фрагменты «Генерала» начали публиковаться задолго до появления книги. Проводилась своеобразная артподготовка, хотя сам Маркес от неё открещивался — дескать, он ничего раньше времени не публиковал и «впереди паровоза не бежал», понимая, что «произведение воспринимается только в законченном виде, целиком». Но мы знаем, что главы «Ста лет одиночества» и других произведений публиковались до выхода книг. И эта тактика в том числе (продуманная и просчитанная: где, что, когда должно появиться) давала некоторым повод называть нашего героя Габриелем Гарсиа Маркетингом.

Первой реакцией на «Генерала» — ещё в машинописном варианте — было письмо экс-президента Колумбии Альфонсо Лопеса Микельсена (знакомого нам по работе с режиссёром Соловьёвым), напечатанное 19 февраля 1989 года в газете «Эль Тьемпо». Учитывая то, что повесть ещё не была опубликована, письмо производило странное впечатление. «Я восхищён книгой! — восклицал политик. — Вам удалось проникнуть в самую суть власти, её психологии, её природы, препарировать власть, совместить несовместимое, казалось бы, — магический реализм и высочайшего класса натурализм, которому бы позавидовал сам Эмиль Золя… Глубоко философский роман!..»

Откликнулся рецензией и другой экс-президент — Бетанкур, хотя и более сдержанно, — «ну да, это хоть и бесспорно талантливая, но либеральная интерпретация истории, не во всём для нас приемлемая». И действующий президент Колумбии Виргилио Барко роман «читал всю ночь напролёт…». И Фидель Кастро вскоре, буквально через несколько дней, отозвался о книге положительно, хотя и высказал замечания. (Все герои Маркеса одиноки, но особенно Патриарх и Боливар — и много в их одиночестве от одиночества друга Фиделя, который однажды признался другу Габо, что больше всего на свете ему хотелось бы «просто поторчать на углу какой-нибудь улицы».)

Публика же от романа в восторг не пришла. И критика. Не разносили, конечно, больше хвалили. Но как бы по накатанному, лауреатов Нобелевской премии по литературе за литературные произведения критиковать не очень-то пристало. Мол, роман-жизнь, роман-эпопея, полный драматизма… Хотя и критиковали и в Испании, и, разумеется, в Соединённых Штатах, в родной Колумбии роман назвали «антиколумбийским». Стали слышаться и реплики в том смысле, что «Гарсиа Маркес скорее возводил мавзолей не Симону Боливару, а себе любимому», именовали его «высокомерным бароном Макондо», оторвавшимся от корней, общающимся исключительно с власть имущими…

Так или иначе, но «Генерал» из «лабиринта» не выбрался — ни в прямом, ни в переносном смысле. И роман очередной победой не стал. Да и не только в Боливаре дело. Рейган, Тэтчер при поддержке папы римского и пособничестве фактически капитулировавшего перед ними Горбачёва, как утверждает англо-американский профессор Мартин, вели наступление на коммунизм, в результате чего международная ситуация быстро менялась… Вместе с Берлинской стеной рушился миропорядок, человечество вступало в новую эру. «Больше всех пострадает Куба Фиделя, — пишет Мартин. — 1989 год будет годом апокалипсиса. И пока тучи сгущались, Гарсиа Маркес — невероятно! — почти всё время сидел в Гаване и писал роман о последних днях жизни ещё одного латиноамериканского героя — единственного, кто мог соперничать с Кастро и который, по мнению большинства историков, на закате своей политической карьеры превратился в диктатора». 9 июня на Кубе был арестован и предан суду генерал Арнальдо Очоа, «один из величайших кубинских героев Африканской кампании», друг Маркеса. Также были преданы суду и два других его друга: полковник Тони ла Гуардиа, кубинский Джеймс Бонд, как его называли, совершавший по приказам Фиделя и Рауля невероятные подвиги (теракты) по всему миру, и его брат-близнец Патрисио. Маркес в те дни вёл занятия в своей школе кинематографии близ Гаваны. Подсудимых признали виновными в торговле наркотиками, что равносильно измене революции, и приговорили к смертной казни. Семья Тони ла Гуардиа умоляла Маркеса вмешаться. Он обещал попросить Фиделя о помиловании. Но приговоры были приведены в исполнение, Кастро заявил, что не мог повлиять на решение суда. (Враги утверждали, что Очоа устранён, чтобы скрыть, что Фидель и Рауль сами были замешаны в крупном наркобизнесе в Карибском регионе.) Игнорируя советы даже самых близких друзей, Боливар казнил своего соратника генерала Мануэля Пиара за непокорность. «Более жестоко он не поступал никогда, — читаем у Маркеса, — но только эта жестокость позволила ему укрепить свои позиции: он снова сосредоточил управление страной в своих руках и уверенно пошёл по дороге славы».