Книга Чаша страдания - Владимир Голяховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лиля готовилась по трудам Маркса, Энгельса и Ленина, работы Сталина уже не изучали. Поздно вечером она сказала родителям:
— Пойду повторять вопросы с ребятами из группы.
У них с Влатко было условлено время и место встречи, он ждал ее, и они пошли по тенистому Никитскому скверу, нашли скамейку в тени под ветвями, сели и немедленно начали целоваться. Влатко посадил ее себе на колени, впился в нее губами, прижимал к себе, нежно водил по ней руками, гладил груди, колени, под юбкой выше колен. Лиля его не останавливала: это было так сладостно! И вдруг она вспомнила, что они сидят на той самой скамейке, на которой много лет назад она впервые поцеловалась с мальчиком Игорем после окончания школы. И он тоже тогда впивался в нее, опьянев от юного желания, и лез под юбку. Она невольно засмеялась воспоминанию:
— Мы как дети. Влатко, мне так с тобой хорошо!..
— Ах, Лиля, Лилика…
— Я знаю, Влатко, мой дорогой, ты хочешь меня. Потерпи еще немножко.
Она вернулась домой за полночь. Мама уже спала, Павел заботливо сказал:
— Ты выглядишь усталой, слишком много занимаешься марксизмом. Надо беречь силы и на другие экзамены.
* * *
На следующий день вся группа сдавала экзамен. Волнений было много: никому не под силу было понять темную глубину марксистской философии. Студент способен выучить все, если знает, что ему это нужно. Но никто все шесть лет учебы не понимал — зачем им марксизм?
Готовы полностью были только китаец Ли и Руперт Лузаник, который вообще все знал. Китаец отвечал с радостным энтузиазмом, долго и многословно, но понять его речь экзаменаторы не могли. Только время от времени слышалось «великий кормчий Мао Цзэдун», «гениальный черман Мао Цзэдун». Потом ему долго жали руку, поздравляли. Но для всех других экзамен оказался чистой проформой: преподавателям философии было невыгодно ставить низкие оценки, потому что партийные власти могли трактовать это как плохую работу по воспитанию идеологии и наказать их самих. Лиля сдала на «пять», Римма — на «четыре».
На улице она с хитрой улыбкой спросила Лилю:
— Ну, как Влатко, вы уже трахнулись?
— Римка, он умирает от нетерпения.
— Пора, а то упустишь. Я тебе говорила, что мужика надо брать всем телом.
— Но где же?
Практичная в этом вопросе Римма знала все:
— Купите билеты на пароходную прогулку по каналу «Москва — Волга» на двое суток. У вас будет своя каюта. Это же плавучий бордель. Я много раз плавала.
Лиля понизила голос:
— Римма, знаешь, я хочу, чтобы он подумал, что он первый.
— Подумаешь! Многие девчонки разыгрывают невинность. Притворись, что тебе больно, делай вид, что стесняешься и даже удивляешься. Это срабатывает, я не раз это проделывала.
— Ох, Римка!
Влатко с радостью принял робкое предложение Лили:
— Хочешь покататься на пароходе? Я сделаю перерыв в занятиях.
Он купил билеты в каюту первого класса. Дома Лиля сказала, что к следующему экзамену будет два дня готовиться у Риммы, взяла с собой учебник. Мария с удивлением заметила, что она надела лучший костюм и взяла еще платье, кофту, берет и плащ. Лиля объяснила:
— На их новую квартиру к Римминому мужу-поэту вечером придут гости. Может, мы пойдем в ресторан.
Пока пароход отчаливал от Речного вокзала, пассажиры стояли не палубе. Почти все были парами — молодыми и не очень. Как только вышли на середину реки, всех как смыло — разбрелись по каютам.
Впервые они остались одни. Лиля была смущена, она пыталась играть невинность, но ей не терпелось отдаться ему со всей страстью. Влатко смотрел ей в глаза и осторожно раздевал, зарылся лицом в ее груди, шептал нежные слова. Он такой крупный, такой сильный, но очень нежный. Лиля закрыла глаза, застонала и почувствовала его осторожное проникновение. Она хотела сказать, что ей больно, но вместо этого вырвался стон томной страсти:
— Влатко, Влатко мой!.. Как мне сладко с тобой, как хорошо!..
Двое суток они почти не выходили из каюты, только быстро ходили в ресторан перекусить чего-нибудь и снова в нетерпении возвращались в постель.
Днем 30 июня 1956 года, когда Лиля вместе с группой вышла с последнего экзамена из полутемных коридоров биологического корпуса, на Погодинской улице ей в глаза ударил такой яркий солнечный свет, что она на минуту зажмурилась. А когда открыла глаза, то увидела: из ворот албанского посольства быстро вышел Влатко с большим букетом роз.
Лиля обрадовалась, побежала навстречу, они встретились рядом с воротами:
— Влатко, Влатко!.. Это мне цветы?
С нарочито церемонным видом он ответил:
— Если вы — дипломированная доктор Лиля Павловна Берг, тогда это вам.
— Влатко, родной мой, какой красивый букет! Спасибо!
У порога корпуса застыла вся ее группа. Они издали с интересом и веселой иронией наблюдали за этой сценой. Лиля побежала к своим, зажав в руках букет.
— Лилька, а ты все-таки заарканила дипломата. Он что, специально нес тебе цветы?
Лиля слегка запыхалась от бега и засмеялась:
— Ну уж прямо и заарканила.
— Хитришь, по тебе видно, что ты очень рада. Мы помним, как ты в первый раз встретилась с этим высоким дипломатом, а мы издали смотрели на вас. Нам тогда сразу показалось, что эта ваша встреча была началом чего-то. А ты смеялась и говорила: «Ничего особенного». Познакомь нас со своим женихом.
Лиля представила подошедшего Влатко:
— Влатко Аджей, секретарь албанского посольства. Только вы ошиблись: он не жених мой вовсе.
Влатко сиял белозубой улыбкой, пожимал всем руки, особенно долго тряс руку Риммы, наклонился к ее уху и тихо спросил:
— Теперь уже можно?
— Можно, пора, — так же тихо ответила Римма.
Влатко встал рядом с Лилей, достал из кармана изящную коробочку, раскрыл ее — там было обручальное кольцо. Он протянул его Лиле и спросил:
— Доктор Берг, вы согласны стать моей женой?
Лиля растерялась настолько, что из глаз у нее брызнули слезы:
— Влатко!.. Да, да, да — я согласна, согласна, согласна!
Вся группа, свидетели такого романтического предложения, закричала:
— Горько! Горько!
Влатко торжественно надел кольцо на палец Лили и поцеловал ее. Девушки, смеясь, говорили:
— Ну вот, а ты сказала, что он не жених тебе.
— Я правду сказала: пять минут назад он действительно не был моим женихом. Я даже и не ожидала этого. Римка, это ты все придумала?