Книга Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. Том II. 1802-1812 - Альфред Мэхэн

Правда, существовал еще контингент морских милиционеров, составленный из людей, которых приучили к воде промыслы на берегах моря и реках Соединенного королевства; в прошлой войне они были освобождены от набора вследствие того, что приняли на себя обязательство обратить свои силы на оборону страны, когда ей будет грозить вторжение французов. Когда опасность последнего сделалась близкой в 1801 году, то даже и энергичные воззвания Нельсона, которому тогда вверена была организация обороны, не могли вызвать их к деятельности, хотя он и уверял их, что их служба настоятельно необходима сейчас же на судах береговой обороны. Из всего их числа – 2 600, в четырех округах, которым непосредственно грозила опасность, только 385 пожелали заняться: обучением или идти на суда. Остальные не могли оставить своих занятий, не потерпев убытков, и умоляли, чтобы их освободили от обязательства. Когда французы действительно были уже в море, направляясь к Англии, милиционеры заявили свою готовность войти в состав судовых команд. «Таким образом, – писал Нельсон, – мы должны положиться на наши суда, укомплектованные в последний момент этим (почти) насильственным способом». Поэтому в настоящей войне Сент-Винсент сопротивлялся организации вновь такого контингента защитников до тех пор, пока не был завершен набор команд для бывших уже в кампании судов, и даже и после этого уступил только под давлением кабинета. «Это была статья бюджета, – сказал он с грубоватым юмором, – полезная лишь для успокоения страхов старых баб внутри нашей страны и вне ее». Именно на прежней своей системе близкого наблюдения за неприятельскими портами он основывал свою надежду на сохранение господства в водах Канала, – господства, без отвоевания которого флотилия Бонапарта не осмелилась отойти от французского берега. «Это шлюпочное дело, – как сказал Нельсон, – может быть частью великого плана вторжения; но никогда оно не может быть самостоятельным». События не обманули их.

В одной – однако весьма важной – частности Сент-Винсент серьезно подвергал опасности успех своей общей политики. Глубоко возмущенный взяточничеством, господствовавшим в портовых управлениях, и практиковавшимися в ту эпоху системами заключения контрактов, он, как только сделался главой Адмиралтейства, предпринял борьбу с этим злом, в которой выказал как прямоту взглядов, так и жесткость характера. Мир благоприятствовал намеченным графом реформам, и он поэтому как бы не хотел видеть признаков приближавшейся борьбы или отсрочить перемены, которые были желательными по существу, но должны были неизбежно привести к затруднениям и задержкам в деле непосредственной и спешной подготовки к войне. Вследствие этого во второй год рассматриваемой войны число линейных кораблей Великобритании в море было на десять менее, чем в соответствующий период предшествовавшей войны. «Многие опытные и полезные офицеры и большое число мастеровых были уволены из королевских адмиралтейств; обычных заготовлений леса и других важных морских припасов сделано не было; некоторые предметы, включая большое количество пеньки, были проданы частным лицам. Недостаток мастеровых и материалов, конечно, привел к застою в портовых работах. Новых кораблей нельзя было строить, а старых нельзя было починить. Многие суда начали кампанию, будучи поправленными кое-как, на скорую руку, так что едва-едва могли держаться в море». В этом пункте Сент-Винсент был уязвим для нападок на его управление со стороны Пита в марте 1804 года; но что касается главного пред-, мета критики Питта, а именно – отказа графа расходовать деньги и матросов на канонерки, то в этом последний был совершенно прав, и его взгляд на это дело был достоен и государственного человека, и воина, обладающего верными военными инстинктами.[121]Нельзя также порицать его после опыта с морскими милиционерами, за то, что, он не разделял воодушевления Питта, когда тот говорил о «многочисленности храбрых и надежных старых людей, стремившихся против врага с ревностью и пылом юношей и клятвами в преданности королю», и т. д.

Несвоевременные реформы Сент-Винсента сказались наиболее вредно на том самом театре действий британского флота – Средиземном море, – на который опиралась спроектированная Бонапартом комбинация. Из несоответственно малого числа наличных кораблей самые сильные и обладавшие лучшими морскими качествами были сосредоточены у берегов Канала и Бискайской бухты. «Я знаю, – сказал сэр Эдуард Пелью, говоря о своем личном опыте командования эскадрой из шести линейных кораблей под Ферролем, – и могу утверждать с уверенностью, что наш флот никогда не был лучше организован, что он никогда не был лучше снабжен всеми припасами, и наши матросы никогда не продовольствовались и не одевались лучше, чем теперь». Превосходное состояние кораблей было доказано не только упорством, с которым Пелью и его начальник Корнуолис держались на своих станциях, но и фактом, что они получили мало повреждений во время свирепых зимних штормов. Но в то же самое время Нельсон горько жаловался, что его корабли плохи, вооружены постыдно и не снабжены самыми необходимыми припасами; между тем Сент-Винсент писал ему: «Мы не можем послать вам больше ни кораблей, ни людей, но при ресурсах вашего ума вы обойдетесь и без тех и без других». «Браво, мой лорд!» – сказал Нельсон иронически. «Но я не полагаю, – писал он месяц спустя, – чтобы лорд Сент-Винсент держался в море с такими кораблями», – и затем, перечислив семь из десяти, бывших под его командою, он говорит, что «это конечно еще лучшие в нашей эскадре; на них лучшие командиры, и они лучше других укомплектованы. Тем не менее я желал бы видеть их в безопасности в Англии и предпочел бы, чтобы вместо них мне дали корабли с вдвое меньшим числом команды, потому что с одним транспортным судном в неделю невозможно содержать их в исправности».

Такая слабость эскадры серьезно мешала близкому наблюдению за Тулоном при бурной погоде, какой отличается Лионский залив. Между тем по стратегическим условиям Средиземного моря ни на одной станции не было более важно, чем здесь, получить возможно скорее известия об отплытии неприятеля и постоянно знать его местонахождение. При условии, что Гибралтарский пролив, прорыв через который допускал избрание нескольких различных путей, удален от Египта на полторы тысячи миль, самый прозорливый адмирал мог бы быть введен в заблуждение относительно назначения французской эскадры, раз потеряв ее из виду. На этом затруднении неприятеля и построил Бонапарт свою комбинацию. Согласно первоначально намеченной цели, Тулонская эскадра должна была состоять из десяти линейных кораблей и в соответствующий момент выйти из порта с северо-западным ветром, взяв курс, который, на случай встречи с британскими разведчиками, указывал бы ее намерение идти на восток. Для того чтобы усилить убеждение неприятеля в вероятности этого курса, генералу Сен-Сиру было предписано воздвигнуть в Таранто батареи для защиты эскадры из десяти кораблей и приготовить полмиллиона порций; в то же время военный министр получил извещение, что предполагается чрезвычайная операция в этом направлении около 20 ноября. Одновременно с этим двадцать линейных кораблей с двадцатью тысячами солдат должны были приготовиться к отплытию из Бреста по первому приказанию для высадки десанта в Ирландии. Это имело целью заставить Корнуолиса держаться ближе к Бресту и подальше от входов в Канал. Тулонская эскадра, скрывшись от британцев, должна была направиться в Гибралтарский пролив, соединиться близ Кадиса или Лиссабона с эскадрой из Рошфора, после чего численность ее достигла бы пятнадцати или шестнадцати линейных кораблей, и затем, пройдя между островами Уэссан и Силли, прибыть в середине февраля к Булони, где Первый консул рассчитывал быть готовым к переправе со своей стотридцатитысячной армией.