Книга Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

Магги вскочила и поцеловала Тома с необыкновенным чувством, ибо они виделись в первый раз с тех пор, как явилась надежда возвратиться на мельницу. Взяв его за руку, она повела его к своему месту, чтоб посадить рядом с собою. Быть в хороших дружеских отношениях с Томом до сих пор было ее постоянным желанием. Он улыбнулся, приветливо здороваясь с нею и спросил:

– Ну, Магги, а что поделывает тетя Мосс?

– Пожалуйте, пожалуйте сюда, сэр! – сказал мистер Глег, протягивая руку. – Вы теперь такой большой человек, что все перед вами склоняется. Вы сделали себе дорогу моложе нас всех; но поздравляю, от души поздравляю. Я уверен, что, рано или поздно, а мельница вам достанется. Вы не остановитесь на полдороге.

– Но я надеюсь, он всегда будет помнить, что он всем обязан своим родственникам с материнской стороны, – сказала мистрис Глег. – Если б у него их не было, то плохо бы ему было. В нашем семействе никогда не видано было ни банкротства, ни процессов, ни безрассудного проживание денег; никто не умирал у нас не оставив законного завещание…

– И не было скоропостижных смертей, прибавила тетка Пулет: – доктора всегда призывают вовремя. В Томе додсоновская кровь – это я всегда говорила. Я не знала, что вы намерены делать, сестра Глег, но я решилась дать ему по одной большой скатерти каждого рисунка и, кроме того, несколько простынь. Я не говорю, что я ничего более не сделаю, но это я непременно дам; и если я завтра умру, то помните мои слова, мистер Пулет, хотя я уверена, что вы перепутаете ключи и никогда не запомните, что ключ от ящика в синей комнате, в котором находится ключ от синего чулана, лежит на третьей полке левого шкафа с платьями; за ночными чепчиками с широкими завязками – смотрите, не с узенькими обшивочками, а с широкими. Вы, я знаю, ошибетесь и я этого никогда не узнаю. Вы имеете отличную память, что касается моих лекарств – в этом я всегда отдаю вам справедливость, но зато вы совсем теряетесь, когда дело идет о ключах. Это грустное предчувствие беспорядка, долженствовавшего последовать после ее смерти, сильно подействовало на мистрис Пулет.

– Вы уже слишком утрируете, Софи. Зачем эти вечные замки? – сказала мистрис Глег с отвращением. – Вы уже выходите из границ, в которых всегда держалось наше семейство. Нельзя сказать, чтоб я не запирала своих вещей, но я делаю только то, что благоразумно. А что касается белья, то я посмотрю, что будет годиться подарить племяннику. У меня есть такие простыни, каких никогда не видано, они не уступают голландскому полотну; я надеюсь, что лежа на них, он будет вспоминать о своей тетке.

Том поблагодарил мистрис Глег, но не дал обещание размышлять по ночам о ее добродетелях. Мистер Глег помог ему переменить разговор, спросив о намерениях мистера Дина в отношении паровой машины.

Люси имела свои глубокомысленные причины, попросив Тома приехать на Синбаде. Когда пришло время уезжать домой, решено было, что верхом поедет кучер, а Том поедет за кучера, с матерью и Люси.

– Вы должны, тетя, сидеть одни, говорила эта хитрая девушка: – я должна сидеть с Томом, мне необходимо с ним о многом переговорить.

В жару своей заботливости о счастье Магги, Люси не могла отложить разговора с Томом об этом предмете. Притом она думала, что он в такую счастливую минуту, когда все его желание исполняются, будет сговорчив и скоро поддастся ее доводам. Она не знала характера Тома и потому была очень удивлена и огорчена, что ее рассказ о влиянии Филиппа на отца в деле о мельнице вызвал только недовольное выражение на его лице. Она думала этим рассказом окончательно поразить неприятеля, и полагала, что Том тотчас забудет всю свою неприязнь к Филиппу. Кроме того, она доказывала этим рассказом, что старик Уоким готов был принять Магги, как невесту, со всеми должными почестями. Теперь дело было за одним Томом, а он всегда с такой милой улыбкою смотрел на кузинку Люси. Ему только оставалось, по ее мнению, круто повернуть дело, начать говорить совершенно-противное прежнему и объявить, что он очень рад залечить старые раны и выдать Магги как можно скорее замуж за Филиппа.

Но для умов, одаренных теми положительными и отрицательными качествами, которые образуют в человеке чувство строгости, силу воли, прямоту целей, узкость понятий и воображение, силу власти над собою и влечение властвовать над другими, таким умам предрассудки естественны. Это самая натуральная пища стремлением, почерпающим свои силы из того сложного, отрывочного, возбуждающего сомнение, источника знание, которого мы называем истиной. Все равно, каким образом ни вселились в них эти предрассудки, наследовали ли они их от предков, или просто одолжены им людской молве, но они пустят в них глубокие корни и останутся навеки. Предрассудки дадут им нечто такое, за которое они будут стоять храбро и настойчиво, пополнят им недостаток собственных мыслей, наконец, придадут их жажде повелевать какой-то оттенок права; это в одно и то же время и посох и палка. Ум нашего доброго, прямодушного Тома принадлежал к этому разряду человеческих умов. Он осуждал мысленно поступки отца своего, но это не мешало ему разделять его предубеждение против человека безнравственного и самой распутной жизни, и в этом предрассудке выражались все горькие чувства семейного недовольства и терзание униженной гордости. Кроме того, еще другие чувства способствовали сделать Филиппа совершенно ненавистным Тому, и нестерпимой одну мысль его брака с Магги. Потому, несмотря на все влияние, которое Люси имела над ним, она не могла от него добиться ничего более, как холодного отказа когда-нибудь согласиться на этот брак.

«Но, Конечно» говорил он. «Магги может делать что хочет: она, ведь, объявила свое желание быть независимой. Что же касается меня, то я считаю себя обязанным, как человек и как сын, никогда не соглашаться вступить в родство с Уокимами».

Таким образом, все старание Люси, как деятельной посредницы, имело только то влияние на Тома, что он уже теперь более не ожидал от Магги выполнение ее постыдного намерение – идти в услужение, а ждал не менее постыдного дела – брака с Филиппом.

ГЛАВА XIII

Вниз по течению

Менее чем неделю спустя, Магги была снова в Сент-Оггсе, по-видимому, в том же положении, как до отъезда. Ей легко было находить предлоги, чтоб проводить свои утренние часы отдельно от Люси: ей нужно было сделать обещанные визиты, тетке Глег, да и с матерью, естественно, хотелось оставаться как можно более это последнее время; притом же, им обеим приходилось хлопотать о новом хозяйстве Тома. Но Люси не хотела слышать никаких отговорок, когда Магги отказывалась быть у нее вечером: она должна была возвращаться до обеда от тетки Глег – «иначе я тебя вовсе и видеть не буду», прибавляла Люси с слезливою гримаскою, которой невозможно было противиться. Стивен Гест бессознательно взял привычку обедать как можно чаще у мистера Дина, чего он прежде избегал, сколько мог. Сперва он говорил себе по утрам, что он не будет там обедать, не пойдет туда даже вечером, пока Магги не уедет. Он даже обдумывал планы различных путешествий в эту прекрасную июньскую погоду: головная боль, которою он постоянно оправдывал свое молчание и глупость, могла послужить отличным предлогом к поездке. Но путешествие не предпринималось и четыре вечера кряду утреннее намерение не приводилось в исполнение, напротив, вечера эти стали представляться как минутки, когда удастся еще раз увидеться с Магги, похитить у нее еще один взгляд, еще одно прикосновение ее ручки. И зачем нет? Им нечего было прятать друг от друга: они объяснились во взаимной любви и добровольно отказались от нее. Честь и совесть разделяет их – так решила Магги в глубине души; но отчего бы им не поменяться последним взглядом прежде, чем они расстанутся и погаснет для них странный, очаровательный свет, в котором они представлялись друг другу.