Книга Добрые друзья - Джон Бойнтон Пристли

Раз ты настаиваешь на том, что мне необходима «театральная хватка», докладываю: я наконец-то начала получать прибыль! Каждую неделю я немножко в плюсе, хотя, конечно, потерянное мне пока не вернулось. Но как же это здорово, видеть такой душевный зрительский прием! Артисты тоже преобразились и играют теперь просто шикарно.

Как бы нелепо это ни звучало, я становлюсь заправской театралкой. На этой неделе я получила предложение возглавить еще одну труппу — и отказалась! Как-то вечером, сразу после концерта, мне вручили карточку одного джентльмена, который хотел со мной побеседовать. Он оказался тучный, прыщавый, с пивным брюхом и очень дружелюбный (слишком дружелюбный!), а звали его мистер Эрни Кодд, из Лидса. Минут пять он тряс мою руку, дышал на меня и приговаривал: «Великолепная программа! Чудесная! Поздравляю вас с таким успехом, мисс Бант! Меня зовут Эрни Кодд! Эрни все знают! А теперь выслушайте меня, выслушайте!» Когда мне наконец удалось вырвать руку и заверить его, что я внимательно слушаю, он рассказал мне про готовый сценарий, декорации и реквизит для какого-то ревю («Вы следующий!», вроде бы так оно называется, и по словам Эрни Кодда это «стопроцентный фурор», а такой хорошенькой труппы танцовщиц за пределами Вест-Энда попросту нет), и он готов взять моих «Добрых друзей» со всеми потрохами за пятьдесят процентов выручки или поделить их со мной, мисс Бант, помощницей антрепренера. Я, моя дорогая, пытаюсь передать, какую сумбурную околесицу он нес, вовсю жестикулируя и страшно задыхаясь. Мне потребовалось двадцать минут — и помощь мистера Нанна — чтобы втолковать ему, что согласия моего он не получит. Никогда не видела такого искреннего — хотя, может, и притворного — удивления, как удивление мистера Кодда, вдруг уразумевшего, что мы не хотим идти под его начало. Я очень повеселилась (повеселилась бы еще больше, будь мистер Кодд почище и не будь у него такой склонности к рукопожатиям) и, честно говоря, пришла в восторг. Мистер Нанн, мой помощник и советник, тоже обрадовался и сказал, что хоть доверять Эрни Кодду нельзя, его предложение — повод для гордости. Вероятно, тебе все это кажется сущими пустяками и чем-то далеким от реальной жизни, но должны же и у меня быть свои маленькие радости. Дела у нас действительно идут на лад.

Позавчера какая-то местная ассоциация коммивояжеров устраивала здесь утренник, и их секретарь умудрился разузнать мое имя. Он попросил нас с Сюзи — той самой очаровательной и даровитой девушкой, о которой я тебе говорила — вручить призы. Было так чудесно! К разговору о детях, хочу рассказать тебе про мистера и миссис Брандит — это наши баритон и сопрано. Надеюсь, ты еще помнишь их описание, потому что иначе ты можешь не уловить сути истории. Как я уже писала, у них есть сынок по имени Джордж, который живет у тетки в Денмарк-Хилле, но на Рождество они пригласили его к себе — откладывали ему на подарки и гостинцы каждый лишний пенни, всю неделю твердили только о сыне, которого, разумеется, боготворят. К его приезду они чуть с ума не сошли от радости и волнения. Помню, я еще надеялась, что он окажется хорошим мальчиком и будет благодарен им за старания. Понятное дело, все вышло ровно наоборот — звучит безрадостно, но ты-то знаешь, как оно бывает — никакой он не хороший мальчик, а глупый и злобный пакостник. Ему не понравился ни один подарок, о чем он не преминул сообщить родителям. Ему не понравился Ладденстол, и он все время канючил, чтобы его отправили обратно в Денмарк-Хилл. Он что-то сломал на съемной квартире и рассорился с хозяйкой, которая тут же его отшлепала (что я сама порывалась сделать несколько раз) и на этой почве повздорила с миссис Джо, которой пришлось искать всей семье новые комнаты. Наконец они привели сына в театр, и там он так всем опротивел, что мистера и миссис Джо попросили больше никогда его не приводить. На утреннике он сразу нахулиганил, потом ходил кислый и сердитый, а в итоге заболел. Хуже не бывает! Все это время бедные родители делали вид, что ничуть не расстроены, и мы уже не знали, плакать нам или смеяться. Честно говоря, хотелось выть в голос. Бедный недалекий Джо! И бедная недалекая миссис Джо! Держится она с невероятным достоинством и благородством, но из этой парочки она все же самая недалекая. В конечном счете они сошлись на мысли, что их сынок еще недостаточно окреп — списали все на плохое здоровье, — хотя на самом деле он силен, как бык, и время от времени его попросту надо пороть.

Дорогая моя, ну зачем ты говоришь глупости? Я начинаю жалеть, что вообще рассказала тебе о том случае. Нет, я «в своих странствиях еще не встретила доктора Хью Макфарлана». Да и с чего бы? Я даже не знаю, в Англии ли он, хотя, признаться, в его существовании и добром здравии у меня сомнений нет. Да, я имею представление о «такой штуке, как медицинский реестр» — нравы у тебя стали совсем колониальные и бесцеремонные, — но я в него не заглядывала, даже мысли не было. Древняя история меня не заботит — если бы ты меня увидела, то поняла бы почему. Меньше чем через неделю мы вновь отправляемся в путь. Я тебе говорила, что Хильда со мной заодно? Она помогла сделать несколько платьев для одного номера в духе средневикторианских времен — между прочим, я его сама придумала!

Последние дни верхушки холмов на западе совсем белые, и я недавно увидела тамошние вересковые пустоши — безмолвные и почти целиком заснеженные, очень одинокие и жуткие. Все время идет снег, черные крыши запорошило, и даже Ладденстол теперь похож на городок из какой-нибудь старой сказки! Очень скоро колокола возвестят о наступлении Нового года. Надеюсь, вам с Джеральдом он принесет только счастье. Впрочем, я в этом не сомневаюсь. И мне почему-то нравится, как это звучит. Люблю вас обоих,

ваша Элизабет.

IX

И пока снег падал на вересковые пустоши, мягкими хлопьями спускаясь оттуда в долину, укрывая крыши и улицы Ладденстола толстым одеялом Северного волшебства; пока его жители поднимали бокалы и пели, взявшись за руки, а колокольный звон, древний и таинственный, как сама ночь, провожал Старое и привечал Новое[55], — сквозь черный и мокрый железнодорожный туннель меж холмов пронеслось последнее письмо, чтобы потом, вместе с тысячей других писем, оказаться на борту океанского лайнера и отправиться сквозь ночь в Канаду:

Любимая дочка!

Пишу эти строки чтоб сказать что у меня все по-прежнему чудесно, надеюсь у вас не хуже. Мы сейчас в старом добром Йоркшире поэтому Рождество прошло славно и весело. Я поужинал со своей квартирной хозяйкой и ее семейством, угощали гусем пудингом и прочими вкусностями. Вот бы еще ты была тут Лили, составила бы компанию старику! Я сел на трамвай и доехал до Браддерсфорда, заглянул домой. Твоя матушка выглядит очень плохо но мне сказала что у нее все хорошо. Она не шибко-то со мной церемонилась и больше я из нее ничегошеньки не вытянул. Альберт все еще живет с ними, но я его не видел и слава Богу, зато видел нашего Леонарда — дела у него идут хорошо. Твоя матушка жаловалась что ты им с Леонардом не пишешь, только мне. Лили ты им тоже пиши, она как-никак тебе мать и выглядит прескверно. «Добрым друзьям» тут живется очень славно и так оно чую будет везде, если я что-нибудь смыслю в этих делах. Желаю вам с Джеком счастливого Нового года и всего наилучшего. Пиши по старому адресу, Огден-стрит, 51, мне перешлют. И не унывай моя Лили, когда-нибудь мы с тобой еще похохочем.